Поэты в Нью-Йорке. О городе, языке, диаспоре. Отсутствует

       Встает, разгибает спину,

       смотрит в окно на голубей внизу на крыше,

       вспоминает, что нужно сыну

       купить то-то и то.

       Надевает платок, пальто,

       проверяет, на что горазд кошелек,

       есть ли в кармане ключ. Запирает квартиру.

       Четыре коротких пролета,

       стеклянная дверь, не приобретшая вид парадной.

       Воздух. Улица. Переход.

       В овощной лавке мимоходом корейцу: «Хелло», —

       проверяет дату на картонке с молоком,

       берет коробочку помидор и укроп к салату.

       За газетой в соседний киоск,

       после приветствий иранец с фаюмским лицом

       говорит, что не потеплело.

       «Да, становится холодней. Декабрь», —

       забирает сдачу.

       Мимо цветочного магазина,

       поздоровавшись с израильтянкой-владелицей,

       поправляющей на полке в ячейках сухие букеты.

       Мимо исплаканного лица Варшавского гетто

       в витрине «Ликеры-вина», не прихватить ли к обеду? —

       ни к чему; про себя подумавши: «Винокурня».

       Мимо запаха пиццерии на углу,

       в ее открытом окне торчит итальянец,

       опираясь на по локоть голые руки,

       словно он нарисован.

       Кивнув ему, добавляет: «Холодно».

       Дальше, ответив несколько раз

       осклабившимся соседям,

       мимо китайского ресторана на углу напротив.

       Стоя на переходе,

       смотрит в перспективу квартала,

       где на ярком небе располагается парк,

       как чугунный памятник шевелюре Людвига ван

       Бе… не опоздать бы в банк.

       Теперь канцелярский товар,

       здесь побудет;

       кончается бумага для пишущей чужой машинки,

       характер которой соответствует ее хозяину,

       им обоим и собственному названью «Грома-колибри».

       Надо найти для него открытку,

       заодно поздравить кого-то с чем-то.

       Ветерок. Газета.

       Вспоминает, есть ли хлеб —

       соль, что в холодильнике, каковы запасы,

       надо когда-нибудь постирать,

       когда было метено в последний раз?

       Взгляд, зацепившись за итальянца,

       живую витрину, снова на парк,

       потом под ноги на каких-то сорок-ворон,

       что облюбовали клен, живущий у самых окон.

       Хочет дышать – гулять – бродить,

       но мерзнут руки, полны покупок.

       «Как это можно забыть перчатки в такую

       погоду?» – близкий голос матери, которой больше

       нет. Не сразу справляется с замком,

       входит в дом.