Неизвестная война. Повести и рассказы. Кирилл Берендеев
бесед заканчивалось ничем. Хотя казалось, вот это удобный случай, вот тот еще больше подойдет.
– Вы наговорились?
– Скорее всего, да, – произнес Александр. – Хотя после такого захотелось не чаю, а коньяку.
– У Чарли есть коньяк. Румынский. Принести?
И снова молчание, покуда Грета не покинула комнату. Роман снова повернулся к Клаусу.
– И что же, только потому, что народ един, а Германия по настоящему сильна и независима, ты и решил выйти?
– У меня есть еще причины, но они личного свойства, более интимные, что ли. Это самая важная. И она для всех, не только для меня. Вообще для всех нас.
Он замолчал, достаточно выразительно, и оглядел собравшихся. Шарлотта молча стала разливать чай, Александр покачал головой – он хотел выпить, чего покрепче. Чарли подошла к Роману, молча налила ему чаю и бросила два куска сахару. Как прежде, когда они были одни – только они в целом мире. Чуть помедлив, он хотел найти ее руку, но опоздал, Шарлотта подошла к Клаусу. Тот тоже отказался, дожидаясь Греты. Когда девушка вошла, не дожидаясь, взял бутылку, плеснул в бокал. И одним движением запрокинув голову, выпил. Слезы брызнули из глаз, он закашлялся, и долго сидел, переводя дыхание.
– Для всех нас не получится, – задумчиво подвел итог Фрайтаг. – Скажем, Роман… он у нас коммунист.
– Я беспартийный социалист, – уточнил Кройцигер, хотя в душе понимал, что Александр прав. Когда перебрался в Австрию, назвался именно тельмановцем, первым делом, отправился в коммунистическую ячейку. Именно там ему изготовили новые документы. К социалистам Роман относился с предубеждением – уж больно много их стало националистами, а затем и нацистами, сменив одну партию, на другую, НСДАП. Ровно тоже происходило и в Австрии, он и писать Чарли начал только потому, что да, во-первых, не мог больше, а во-вторых, коммунистов с усердием начали давить и там. А когда в тридцать четвертом они устроили мятеж, попытавшись захватить власть, прокатилась новая, куда более мощная, волна гонений.
– Не очень-то и заметно отличие. Думаю, ты, где надо, представлялся именно сторонником Тельмана, а не сочувствующим. Впрочем, тебе удалось избежать Бухенвальда, что не может не радовать. А вот Грета… с ней будет сложнее.
Девушка вздрогнула, оглянувшись на говорившего. Фрайтаг смерил ее пронзительным взглядом, та опустила глаза. Он взял бокал в руки, будто желая согреть его, медленно повертывал так и эдак, глядя на темную жидкость. Пригубил.
– Ты сейчас о том, что я не прошла… но ведь ты сам говорил, это не так и важно… – она осеклась. Впрочем, Александр снова глядел на Кюнца. Выпив еще глоток, спросил:
– Скажи, Клаус, а как ты собираешься выйти из нашего кружка? Под честное слово или напишешь объяснительную? Нет, я серьезно спрашиваю.
Кюнц несколько растерялся, оглядев собравшихся, он проговорил что-то невнятное, но потом откашлявшись, продолжил:
– Я полагал, что