Сага о белом свете. Порнократия. Евгений Черносвитов
французской кухни и активно этих улиток разводил. После войны, улитки остались без присмотра и, не будучи востребованными местным населением, расплодились в огромных количествах».
«С удовольствием попробую. Чего я только не ел! Иногда в тайге ничего не найдешь на обед, наловишь мышей и жаб, нажаришь их с грибами, вот тебе и обед!»
«Я бы тоже мышей и жаб, фаршированных грибами, с удовольствием поел. Особенно сейчас, когда есть так хочется, что, не будь здесь страшных болот, пошел бы ловить улиток! – Володя сделал вид, что принял рассказ друга, как он ел жаренных мышей и жаб с грибами, за чистую монету, и продолжил, – а как ты их жарил?»
«Да, просто! С жабами вообще никаких проблем: насаживаешь на прутик гриб, лучше мухомор синий, потом жабу, потом опять синий мухомор… А, вот с мышами сложнее, пока их протыкаешь, они кусают тебя за руку. Укусы долго болят… Мышь лучше всего чередовать…»
«Бледными поганками!» – перебил его Володя, и друзья так громко захохотали, что небольшая кучка гостей, дружно развернулась в их сторону…
…«Нас ждут огромные залы, потайные ходы с голенькими и тепленькими студентками львовского медицинского института…»
«А, с узких бойниц в крепостной стене, нас будут пугать приведения, в рыцарских доспехах и с длинными мечами…»
«Только бы стрелы не пускали в нас из своих арбалетов…»
Им было радостно, они предвкушали романтические приключения. Но только после основательного приема пищи и горячительных напитков… Сережа прихватил с собой целых три десятка своих «фирменных» сигар, из обыкновенной махорки и родных трав… Он тут же представил, как будет дурачить коллег, когда приступят к сигаретам и кофе. (Сигар уже в СССР трудно было купить, и редко, кто их курил) – заставляя отгадать, где гавайские, а где гаванские?
«Интересно, в галереях мы увидим портреты владельцев замка. Свиржский замок имел много владельцев за сто лет, и каждый хоть как-нибудь, изменял его внутренний облик…»
«А когда его возвели?» – спросил Сережа.
«В 16-том веке как родовое гнездо польских магнатов Свиржских. Но в 17-том веке его основательно перестроил немец, барон Цетнер, превратив его в неприступную крепость с многочисленными рвами, раздвинув с одной стороны до скал, с другой стороны – до непроходимых болот. Он страдал врожденным пороком сердца, ему вечно не хватало воздуха, поэтом он распределил парковую зону так, что замок словно утопает в зелени, сохраняя при этом много воздуха. Он также перестроил костел 15-го века, а двор разделил на два самостоятельных, соединенных каменной лестницей через глубокий ров. У замка должно быть четыре башни…»
«Завтра, днем посчитаем. Они несимметричны. Вообще Цетнер ненавидел симметрию, считая, что то, что симметрично, то опасно для всего живого, особенно для людей: болезнями, несчастными случаями с травмами физическим и психическими и смертью…»
«Не немец он был, а еврей, который хорошо знает кабалу