Лихие гости. Михаил Щукин
их было взвешивать, если все скопом собрать, с помощью пудовой гири. А старому неймется, бес в ребро тычется: банкеты на сотни персон закатывает, бенефисы для своей пассии устраивает, в конце концов отправляется с ней в далекий город Париж, где каждый, кто служит высокому искусству, обязательно должен побывать. В Париже балерина быстренько бросила Кузьму Ильича и упорхнула с молодым и очень красивым итальянцем в неизвестном направлении. От огорчения Кузьма Ильич запил горькую и, возвратившись домой, остановиться никак не мог. Дела его тем временем пришли в полный упадок, и закончилось все очень печально: на белоярском кладбище появился большой чугунный крест, два прииска ушли в чужие руки, а наследники Деревянко, чтобы спасти третий, начали торопливо продавать движимое и недвижимое. Выставили на продажу и недостроенный чудо-дом.
Но покупать его никто не желал.
Предлагали владельцы даже на кирпичи разобрать и отдавали по совсем уж бросовой цене, однако снова выдалась осечка: не было покупателей. Еще и по той причине, что сведущие люди хорошо знали: кладка – мертвая, ни ломом, ни кувалдой ни единого кирпича добыть невозможно. Совсем отчаявшись, наследники Деревянко махнули рукой на дом и даже сторожей от него убрали.
И как только сторожей убрали, в дом шустро стала стекаться белоярская рвань: пропившиеся старатели, беглые, нищие и совсем пропащие людишки, давным-давно отбившиеся от дома и позабывшие фамилию и отчество. Чего, спрашивается, не жить? Какая-никакая, а крыша над головой имеется, все остальное Бог подаст, если смилостивится.
В это самое время неожиданно объявились покупатели, с которыми наследники Деревянко даже торговаться не стали – только бы с рук сбагрить чудо-дом да хоть какую-нибудь копейку за него поиметь. Купили дом братья Дубовы, Акинфий и Ефим, звероватого вида мужики, явившиеся из дальней деревни, стоявшей у подножья Кедрового кряжа. Белоярцы гадали: чего они с домом делать будут, два таежных лешака? Под какое такое полезное дело приспособят диковинное строение?
А братья Дубовы, оказалось, ничего и не собирались с ним делать. Только и разорились: печи сложили, нары сколотили да окна вставили. И начали со всех постояльцев взимать плату – умеренную, скромную, в самый раз по дырявому карману. Правда, злые языки поговаривали, что Дубовы и золотишко, в обход казны, принимают, и ворованным добром не брезгуют, да только на каждый язык платок не набросишь. Говорят? Ну и пусть себе молотят…
Как Дубовы с лихим народцем, оказавшимся у них в постояльцах, договориться смогли – неизвестно, но результат явился удивительный: нигде, ни на какой бумаге не прописанные правила проживания соблюдались неукоснительно. Были они простыми, как топорище: если в доме живешь – заплати, нет денег – договаривайся с хозяевами, они в твое положение всегда войдут, но если обманешь и сбежишь – больше здесь не появляйся. Если в доме что увидишь или услышишь, чего тебе видеть и слышать не надобно – забудь, но если хозяева спросят –