Следы на мне (сборник). Евгений Гришковец
стаканчик. Михалыч три раза стряхнул стаканчик в сторону, вытрясывая из него последние капли. Потом он засунул стакан в один карман, а бутылку в другой.
– Да! По деревне не шастай. Ложись спать. Ну, в общем, из школы не ходи, – сморщившись и заметно пьяно сказал он. – Куда тебе здесь ходить. Нечего тут искать. Девки у тебя в унирситете лучше, грамотнее. А пацаны здешние отмудохают без разговоров. Им же городского поймать – это же слаще сахару. Да ещё пьяные какие попадутся. А ещё ножик у кого-нибудь будет. Не надо тебе этого, – сказал он и пошёл со школьного двора. Пройдя шагов десять, он остановился и оглянулся. – Я приду утром, разбужу тебя. Спать не приду. Я пьяный храплю сильно, говорят, да ещё и матюкаюсь во сне. А в пятницу в баню пойдём. У моих тут знакомых баня хорошая, звонкая, – на этих словах он сжал руку в кулак и потряс им, – возле речки прямо баня. Печку я сам ложил. Давно уже. Я тебя попарю.
Тут он развернулся и пошёл прочь.
Больше я с Михалычем не разговаривал никогда.
Но тогда я об этом не знал. Я стоял, смотрел ему вслед. У меня не укладывалось в голове то, что вот, человек родился в глухой сибирской деревне, ни черта кроме таких же деревень да посёлков не видал, ну разве только выезжал в город за какой-нибудь надобностью, да и то несколько раз в жизни. И вот он исколесил всю Германию. Он видел совершенно другую жизнь… Но вернулся спокойненько. Всё про всё понимает и не хочет ничего. А почему же я-то хочу?..
Утром Михалыч меня не разбудил. Я сам проснулся, когда солнце поднялось уже высоко. Михалыч не пришёл и к полудню. Я сидел, ждал его, пил чай с молоком, ел подсохший хлеб. Захотелось помыться, побриться, сменить одежду. Только часа в два заехал Боря на тракторе и привёз с собой ту тётку, которая меня два дня назад привела к Михалычу.
– Давай, собирайся, – сказала она с порога.
– Хорошо. А куда? – сказал я.
– Отвезём тебя, тут недалеко, на турбазу. Там бригада другая живёт.
– А Михалыч? – спросил я.
– Запил Михалыч. Неделю будет пить. Пора ему. Уже недели три держался, – сказала она. – Да ты не переживай. Ты с Михалычем не заработаешь. Он собачью конуру будет неделю делать. А там мужики помоложе, приезжие, им рассусоливать некогда. Так что собирайся.
Три дня я после этого работал в бригаде из шести человек. Мы делали крышу другой постройки. Та крыша совсем прохудилась, в некоторых местах провалилась полностью. Мужики были, как мужики. За папиросами я им бегать отказался сразу. Когда они на это показали зубы, я показал зубы в ответ. На этом мои неприятности в коллективе закончились. Я им был неинтересен, а они мне. Работал я так же, на подхвате, подай-принеси. Старался делать всё быстро и толково. Попытки помыкать мною пресёк на корню. Навыков со службы накопилось в этом смысле достаточно. Проработал я с ними три дня, крышу мы закончили, и я уволился. Мужики меня уговаривали остаться, но я не остался.
Бригадиром той компании был сильно деловой маленького роста армянин. Сам он не работал с нами, только жил, правда, в отдельном домике. Он деловито