Прикосновение. Клэр Норт
е готовое испустить дух тело и продолжал искать меня.
Меня.
Я съежилась внутри какой-то женщины с опухшими лодыжками и мягкими вялыми запястьями, наблюдая, как умирает Жозефина. У нее посинели губы, кожа побледнела, кровь вытекала из раны, будто нефть из скважины. При каждом выдохе, по мере того как кровь наполняла ее легкие, изо рта у нее появлялась розовая пена. Убийца уже двигался дальше, приподняв пистолет, высматривая подмену, прыжок, контакт, кожу, но публика на станции сейчас напоминала огромный косяк сардин, бросившихся в разные стороны при появлении акулы. Я побежала вместе с толпой, споткнулась в непрактичной обуви, не удержала равновесия и упала. Мои пальцы коснулись ноги бородатого мужчины, седого, в коричневых брюках, который, вероятно, совсем недавно весело качал на коленях своих избалованных внуков. Но сейчас с искаженным от страха лицом он бежал, расталкивая незнакомых ему людей локтями и кулаками, хотя был, несомненно, очень добрым человеком.
В такие моменты используешь все, что можешь, и все сгодится. Я плотнее стиснула его голень и прыгнула, беззвучно проникнув ему под кожу.
На мгновение я почувствовала себя неуверенно. Я только что была женщиной и вдруг стала мужчиной. Старым и испуганным. Но у меня теперь были крепкие ноги и полные воздуха легкие. Усомнись я в этом, не сделала бы ни движения. Позади меня женщина с опухшими лодыжками издала вскрик. Стрелок повернулся, оружие на изготовку.
Что он видит? Женщина упала на лестнице, а добрый старик пытается ей помочь. На мне белая шапочка хаджи. Я думаю о любви к своей семье, и доброту в уголках моих глаз не способен стереть никакой ужас. Рывком я подняла женщину на ноги, потащила ее к выходу, а потому убийца разглядел только мое новое тело, но не меня саму, и отвернулся.
Женщина, которой я была всего секунду назад, немного пришла в себя и всмотрелась в мое незнакомое лицо. Кто я такой? Почему решил помочь ей? Ответа она не находила. Ею владел только лишь страх. С воем испуганной волчицы она оттолкнула меня, оцарапав мне подбородок, и, вырвавшись из моих рук, побежала. Вверх, к квадрату света у начала лестницы – к полиции, к солнцу, к спасению. А позади нее был мужчина с пистолетом, с темно-русыми волосами и в пиджаке из синтетической ткани. Он не бежал, не стрелял, он только искал, искал кожу.
На ступенях растекалась кровь Жозефины. Кровь в ее горле издавала звук лопавшейся сладкой жареной кукурузы, едва слышный посреди шума станции.
Мое тело тоже было готово броситься бежать, тонкие стенки изношенного сердца часто ударялись о ребра впалой груди. Жозефина встретилась со мной взглядом, но она не узнала меня.
Я повернула назад. Подошла к ней. Встала на колени рядом, сжала ее руку у раны, что находилась ближе к сердцу, и прошептала:
– Ты выживешь. С тобой все будет хорошо.
В туннеле показался приближавшийся поезд. Я удивилась, что никто пока не догадался остановить движение. Впрочем, первый выстрел прозвучал всего тридцать секунд назад, и требовалось гораздо больше времени, чтобы все понять. Значительно больше, чем пережить эти полминуты.
– С тобой все будет хорошо, – солгала я Жозефине, шепча по-немецки прямо ей в ухо. – Я люблю тебя.
Вероятно, машинист прибывшего поезда не видел крови на ступенях, не разглядел матерей, прижимавших к себе детей, прятавшихся за серыми колоннами или ярко подсвеченными торговыми автоматами. Хотя он мог все заметить, но, уподобившись ежу, впервые увидевшему на дороге огромный цементовоз, настолько оцепенел, что оказался не способен на самостоятельное решение. В конце концов выучка взяла верх над непредвиденными обстоятельствами, и он начал торможение.
Слыша полицейские сирены наверху и видя поезд внизу, стрелок еще раз оглядел станцию, не нашел то, что искал, развернулся и побежал.
Двери поезда открылись, и он впрыгнул в вагон.
Жозефина Цебула умерла.
Я села в поезд вслед за убийцей.
Глава 2
За три с половиной месяца до своей смерти, когда пальцы незнакомого человека сжимали ее руку, Жозефина Цебула сказала:
– Это будет вам стоить пятьдесят евро в час.
Я сидела на краю гостиничной кровати, вспоминая, почему мне не нравился Франкфурт. Несколько красивых улиц были тщательно восстановлены после войны мэром, испытывавшим несокрушимую гордость за свой город, но время бежало чересчур быстро, город нуждался слишком во многом, а потому пришлось спешно возрождать четверть мили типичного немецкого китча, ознаменовавшего когда-то безвозвратно потерянную культуру, утраченный сказочный исторический архитектурный облик. Остальное тоже представляло собой монотонно скучные прямоугольные постройки в стиле 50-х годов, возведенные людьми, слишком занятыми другими заботами, чтобы придумать нечто более замысловатое и интересное.
И теперь серые железобетонные менеджеры компаний сидели среди серых железобетонных стен и обсуждали, скорее всего, тоже железобетон, поскольку о чем еще можно с энтузиазмом совещаться во Франкфурте? Они пили едва ли не самое плохое пиво, какое только можно найти во всей