Лицо страха. Дин Кунц
женщину, он не мог полностью отдать себе отчет в том, что его окружало: телевизионная аудитория, студия, камеры, Прайн. Его била дрожь.
– Мистер Харрис? – раздался голос Прайна.
Он оторвал взгляд от своих рук.
– Я задал вам вопрос, – повторил Прайн.
– Извините. Я не слышал его.
Кровь брызжет из ее горла, и ее крик умирает, не родившись, он вынимает лезвие, высоко поднимает и опускает вниз, потом еще со всей силой, вниз, между ее грудями, и он не хмурится, не усмехается, не смеется, как маньяк, он совершает убийство в искусной манере, словно это его профессия, словно это его работа, как будто она не отличается от работы того, кто продает автомобили, моет окна, главное – нужно закончить работу, ударить и разрезать, и капли крови стекают и собираются в лужу… и затем встать и идти домой и спать спокойно с чувством удовлетворения от хорошо сделанной работы…
Грэхема трясло непроизвольно. Его лицо покрылось каплями пота, он чувствовал себя так, будто сидит в холодной ванне. Его собственная сила пугала его. В момент аварии, в которой он едва не погиб, его не раз страшили многие вещи, но эти видения вызывали сильнейший страх.
– Мистер Харрис? – спросил Прайн. – С вами все в порядке?
Вторая волна впечатлений длилась только три или четыре секунды, хотя и показалась гораздо продолжительней, чем первая. На это время он полностью отключился от студии и от камер.
– Он снова это делает, – тихо сказал Грэхем, – именно сейчас, в эту минуту.
Нахмурившись, Прайн спросил:
– Кто? Делает что?
– Убивает.
– Вы говорите о Мяснике?
Грэхем кивнул и облизнул губы. В горле пересохло, и ему было трудно говорить. Во рту был неприятный металлический привкус.
Прайн оживился. Он повернулся лицом к одной из камер и произнес:
– Запомни, Нью-Йорк, ты услышал и увидел это здесь первым. – Он вновь повернулся к Грэхему и спросил: – Кого он убивает? – В нем неожиданно проснулось дьявольское предчувствие.
– Женщину. Зеленые глаза. Хорошенькая.
– Как ее зовут?
Стекающие струйки пота собирались в уголках глаз Грэхема и застилали их. Он вытер лоб ладонью и подумал, как глупо он выглядит перед сотнями тысяч тех, кто смотрит на него сейчас.
– Вы можете назвать мне ее имя? – настаивал Прайн.
Эдна… хорошенькая маленькая Эдна… бедная маленькая Эдна…
– Эдна, – ответил Грэхем.
– Второе имя?
– Я не… не вижу его.
– Постарайтесь. Вы должны постараться.
– Может быть… танцовщица.
– Эдна Дансер?
– Я не знаю… может, нет… может, Дансер… неверно… может, только, только Эдна…
– Надо узнать это, – сказал Прайн. – Постарайтесь еще. Можете вы сделать это?
– Бесполезно.
– А его имя?
– Дэрил… нет… Дуайт.
– Как Дуайт Эйзенхауэр?
– Я