Новая книга ужасов (сборник). Антология
мухами трупы. И он никогда туда не возвращался.
Он рассказывал об этом около часа, а потом замолчал и зажег, наверное, сотую сигарету. Пит решил заказать всем еще по пиву. Мы сидели грустные, погруженные в свои мысли и такие утомленные, словно сами через все это прошли. Да, думаю, для большинства из нас так и было. По крайней мере, отчасти. Но любил ли кто из нас кого-нибудь так, как он любил Рэйчел? Сомневаюсь – даже все мы вместе взятые так не любили. Пит поставил пиво, и Нед спросил Тома, почему тот просто не выбил дерьмо из того мужика. Никто больше не осмелился этого спросить, но Нед был хорошим парнем, а нам всем, наверное, было знакомо чувство страшнейшей на свете ненависти – той, которую испытывает мужчина, чья женщина ушла к другому. И мы все понимали, что Нед имел в виду. Я не говорю, что это хорошо, и я знаю, что это неправильное чувство, но покажите мне мужчину, который скажет, что он такого не испытывал. Если он так скажет, то он просто лжет. Любовь – единственное чувство, которое хоть чего-то стоит, но тут нужно понимать, что она имеет две стороны и чем глубже проникает, тем более темные воды потом поднимаются к поверхности.
Я считаю, он ненавидел того мужика так сильно, что просто не мог его ударить. Иногда бывает, что этого недостаточно, что вообще ничего недостаточно и что ты оказываешься совершенно бессилен. Когда Том говорил, боль словно текла из него рекой, которую было не остановить, – рекой, прорезавшей канал через каждый уголок его души. В тот вечер мне открылось кое-что, чего я прежде не осознавал, – что существуют вещи, настолько ранящие человека, что их попросту нельзя допускать, и что существует боль настолько нестерпимая, что ей нет места в этом мире.
Наконец, Том закончил рассказ и, изобразив улыбку, добавил, что так ничего ему и не сделал – только нарисовал его. Я не понял, к чему это было, но Том ничего не стал уточнять.
Мы выпили еще немного пива и, прежде чем разойтись по домам, тихонько поиграли в бильярд. Но думаю, мы все понимали, что хотел нам сказать Том.
Билли МакНилл был всего лишь ребенком. Ему бы танцевать в мире солнечного света и звуков, но вместо этого он вечерами приходил домой и видел мать побитой человеком без мозгов, который избивал хорошую женщину лишь потому, что был слишком глуп для этого мира. Все дети засыпают с мыслями о том, как будут кататься на велосипедах, лазать по яблоням, бросать камни, – но Билли лежал, слушая, как его мать получает удары в живот, а потом ее выворачивает наизнанку над раковиной. Том не сказал ничего из этого, но все это прозвучало без слов. И мы понимали, что он прав.
Лето оставалось все таким же солнечным и жарким, и мы все занимались своими делами. Джек продал много пива, я – много мороженого («Простите, мэм, осталось только три вида, но фисташкового, увы, среди них нет!»), а Нед починил кучу сломавшихся холодильников. Том сидел все там же, на площади, с парочкой кошек в ногах и в окружении толпы, и магическим образом создавал одного зверька за другим.
После того вечера, мне кажется, Мэри еще пару раз улыбнулась, выходя