Фиса. Елена Богатырева
готовилась к физическому воздействию. Тогда маленькая Ветка встала и сказала:
– Ну что ж, давайте попробую я…
– Ах… – вздохнули мы втроем, махнув на нее рукой, мол, все уже перепробовали, и, сменив позу, снова застыли в ожидании.
А Ветка все-таки пошла. И тут же вернулась. Понятно – не захотела беседовать с ней вьетнамка после всего, что мы уже наговорили.
– Она согласилась переехать, – только и сказала Ветка.
Не помню, кто нашелся первым, потому что мы все лишились дара речи. Как?!
– Что ты ей сказала? – удивилась Фиса, которая удивлялась крайне редко.
– Я ей сказала: «Ань, не могла бы ты переехать, пожалуйста…»
– А она?
– Могла бы, говорит.
– Ах ты какая! – задохнулась Фиса.
– Она говорит, что никто из вас ее до сих пор переехать не попросил.
Мы хотели было ей возразить, но застыли с открытыми ртами. А ведь действительно! Вряд ли мы хоть раз в своих эмоциональных припадках закончили фразу, начинающуюся словами: «А не могла бы ты…»
Вьетнамка собирала вещи. Мы чинно прогуливались по коридору, не веря своему счастью, которое оказалось так возможно, к Ань заявилась стайка подружек, и они легко перенесли ее скарб в другую комнату. Дождавшись, пока дверь за ними плотно закроется, мы с визгом бросились домой. Дом! О, этот сладостный дом! Наконец-то. Вот так мы обрели и дом, и семью. Наш мир замкнулся.
И все-таки наш Учитель ничего не понимает. Наверно потому, что пытается представить себе нас этакими наивными девочками, которые мало что смыслят в жизни. Ничего подобного! Таких девочек полно на улице, я знаю. Но мы-то такими не были! То есть, может, и были, но только до того, как встретили друг друга. А когда мы все встретились и у нас появился свой дом, мы изменились и стали такими, какими иостаемся по сей день, какими и умрем когда-нибудь. Мы не были наивными. Мы как-то сразу все знали и о себе, и о своей судьбе, и о других.
Но вот теперь я подхожу к самому главному. То есть это мне так кажется – к самому главному. Ну, может быть, не к главному, а к тому, с чего все началось. Но это тоже должно было случиться. Кто знает, может быть, без этого наша жизнь постепенно скатилась бы на общие рельсы и вместо пестрой своей расцветки обрела бы серое воробьиное оперение.
Хотя – вряд ли. Мы были какими-то ненастоящими женщинами. Самое страшное для было – мыть посуду. Нет, разумеется, мы поддерживали порядок и даже пытались соблюдать очередность в том, кто сегодня, черт побери, будет заниматься домашним хозяйством. Скажу больше, одну из нас рано утром или поздно ночью могло посетить этакое настроение, когда с любовью, напевая что-нибудь, хочется, например, до блеска отдраить кастрюлю. А потом обнаружить, что это кастрюля соседей…
Однажды мы заметили, что Ветка наша совсем оторвалась от земных забот и ничегошеньки в доме не делает. И отправили ее мыть посуду. Вручили поднос со всеми