Венеция – Петербург: битва стилей на Мосту вздохов. Из цикла «Филология для эрудитов». Юрий Ладохин

Венеция – Петербург: битва стилей на Мосту вздохов. Из цикла «Филология для эрудитов» - Юрий Ладохин


Скачать книгу
словами того же поэта:

      «Под мостиком гулким качается плесень.

      Копыта рокочут вверху.

      За сваями эхо чиновничьих песен,

      А ивы – в цыплячьем пуху…

      Краснеют столбы на воде возле дачки,

      На ряби – цветная спираль.

      Гармонь изнывает в любовной горячке,

      И в каждом челне – пастораль».

      Как и в Венеции, в Петербурге естество воды пронизано парадигмой Времени, впрочем, думается, с некоторым национальными особенностями, которые в сжатой форме в свое время выразил Петр Столыпин: «В России за 10 лет меняется все, за 200 лет – ничего». Примерно об этом же, пожалуй, наблюдая за скованной морозом зыбью петербургских каналов, написал в 1912 году Александр Блок:

      «Ночь, улица, фонарь, аптека,

      Бессмысленный и тусклый свет.

      Живи еще хоть четверть века —

      Всё будет так. Исхода нет.

      Умрешь – начнешь опять сначала

      И повториться всё, как встарь:

      Ночь, ледяная рябь канала,

      Аптека, улица, фонарь».

      Знакомо? Грустно? Но через год Анна Ахматова делает попытку вырваться из этой временной петли силой лирического «месседжа»; и за это ей спасибо:

      «Ты свободен, я свободна,

      Завтра лучше, чем вчера —

      Над Невою темноводной,

      Под улыбкою холодной

      Императора Петра»

      («Стихи о Петербурге», 1913 г.).

      1.3. «Где вечно плакали туманы // Над далью моха и воды…»

      Города у воды, и это климатическая неизбежность, время от времени поглощаются ее порождением. Туман в Венеции порой заполняет каждую частичку объема, выполняя, по Бродскому, роль гигантского ластика: «Случилось это лишь однажды, хотя мне говорили, что таких мест в Венеции десятки. Но одного раза достаточно, особенно зимой, когда местный туман, знаменитая nebbia, превращает это место в нечто более вневременное, чем святая святых любого дворца, стирая не только отражения, но и все имеющее форму: здания, людей, колоннады, мосты, статуи. Пароходное сообщение прервано, самолеты неделями не садятся, не взлетают, магазины не работают, порог уже не завален почтой» [Бродский 2004, с. 98]. Плотность венецианского тумана настолько высока, что поэт готов отнести его к одному из первосортных строительных материалов: «Туман густой, слепой, неподвижный. Последнее, впрочем, выгодно при коротких вылазках, скажем за сигаретами, поскольку можно найти обратную дорогу по тоннелю, прорытому твоим телом в тумане; тоннель этот остается открыт в течение получаса» [Там же, с. 98].

      Для Бродского здешний туман настолько всемогущ, что не будет преувеличением присвоение ему монаршеского титула: «Туман поглощал пьяццу. Вторжение было тихим, но все равно вторжением. Я видел, как пики и копья безмолвно, но стремительно движутся со стороны Лагуны, словно пехота перед тяжелой кавалерией. „Стремительно и безмолвно“, – сказал я себе. Теперь в любую минуту их Король, Король Туман мог появиться из-за угла во всей своей клубящейся славе. „Стремительно и безмолвно“ – повторил я. Это была строчка Одена, последняя строчка из „Падения Рима“…» [Там же, c. 136]. И дальше – о необычном головном уборе величавого


Скачать книгу