Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?. Валя Шопорова
просто горящую кожу, напрягшуюся плоть и часто, слишком высоко и мерно вздымающуюся грудь, второй рукой Хенси закончила «детские ласки», скользя чуть ниже, проникая одним пальцем в себя, но быстро сменяя его на два. Начав движение слишком медленно и размерено, чтобы не раздразнить, не довести до боли отвыкшую плоть, она быстро набирала темп, начиная практически задыхаться. Дыхание сбилось до того, что стало трудно, слишком невозможно дышать; лёгкие жгло огнём, ей каждое мгновение времени хотелось открыть рот, схватить желанную порцию кислорода и застонать в голос, даже закричать, показать правду и силу этого невыносимого смерча, что сейчас проносился по её венам, медленно, но неумолимо спускаясь вниз, обещая скорый и, бесспорно, яркий конец.
С каждым движением, с каждым толчком пальцев внутри обжигающе-горячей, шёлково-влажной плоти становилось всё более невыносимо, всё более невозможно. Слишком давно она не получала сексуальной разрядки даже наедине с самой собой, она даже не могла вспомнить, когда в последний раз испытывала настоящий, освободительный оргазм, в котором каждое живое существо так нуждается, чтобы не увянуть. Не могла…
И сейчас она более не могла терпеть и сдерживаться: тепло, жар, рождённый обжигающим комком между ног стремительно быстро, но мучительно медленно потёк по венам и артериям, по самым мелким сосудам, скручивая суставы, выгибая спину, напрягая мышцы до такого состояния, что, казалось, они вот-вот сломят кости.
«Ах, господи, как же хорошо…», – она не позволила сорваться этому возгласу с губ, пропуская его лишь в сознание.
Хенси плотнее закрыла глаза, под которыми сгущалась темнота, первозданная тьма, которая служит началом и концом всего живого и сущего. Ресницы дрожат, губы приоткрыты, но в следующую секунду вновь прикушены, заключены в «клетку» зубов, которые ранят, но не до крови, делают больно, но эта боль даже приятна.
А в следующий миг первозданная тьма проваливается в бесконечность и взрывается тысячами ослепительных огней, ожигая сетчатку, танцуя на влажной поверхности глаз, уносясь всё дальше и дальше в изумительно-тёмную бездну колодцев-зрачков.
И вот наступает покой, тот самый момент, когда всё вокруг, весь мир перестаёт существовать и даже сам человек не ощущает себя, не чувствует своего тела и его веса. Хенси понадобились две минуты, чтобы сведённые судорогой пронзительного удовольствия мышцы расслабились, спина перестала конвульсивно выгибаться, а пальцы совершать поступательные движения так, словно рука её жила отдельной жизнью.
Вздохнув, приоткрыв глаза, девушка раскинула ноги, расслабляясь, вынимая ладонь из штанов и кладя её на одеяло, пачкая его своей смазкой, оставляя почти незаметные, практически прозрачные следы никем незамечено наслаждения.
«Это было здорово, – устало, лениво подумала Хенси, смотря в потолок. – Сейчас бы покурить…».
Остановившись на своём желании, девушка села, несколько мгновений