О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011. Наталья Казьмина
сказал неплохо, но очень заикался, никак не мог закончить, повторялся. Главная Витина черта – изысканность. Это огромная утрата, потому что он нам показал сущность идеала и движения к нему. Фома (Петр Фоменко), как всегда, еле слышно и задыхаясь, прочел кусок из блоковского «Возмездия». «А мир прекрасен, как всегда» – резанула фраза. Сказал, что хотел это делать с Витей. Никогда об этом не слышала от Вити. «Он разрушил границу между театром переживания и представления» – это правда. Прекрасно все это подытожил Миша Левитин. А перед этим был еще один замечательный момент. Справа, за роялем, на котором музицировал А. Семенов (заведующий музыкальной частью театра Эрмитаж, композитор, пианист), в огромном зеркале, поделенном на сегменты (наверное, чтобы скрыть слишком плохое качество пленки), Витя читал «Ди Грассо», его великолепное соло в плохом (на мой взгляд) Мишином спектакле по Бабелю. Что-то Миша пальнул в сторону МХАТа («знаю, что в зале есть представители, но пусть они не обижаются»). Представителями были Таня Горячева (помощник ректора Школы-студии МХАТ) и А. Шполянская (заведующая лиературной частью, помощник художественного руководителя, 1939–2014). А в финале Миша сделал кунштюк в своем духе. Я сначала задохнулась от натурализма, подумала «плохой вкус», а потом вдруг так схватило горло, что я притихла. Нет, хорошо придумал. Весь вечер слева стоял под рогожей какой-то «стог». В финале, когда на сцену вышла и вокруг него стала вся труппа, рогожу скинули и под нею оказалась телега из «Вечера в сумасшедшем доме», а на ней несколько манекенов, наряженных в Витины костюмы. Поскольку среди них были костюмы Казановы, очень эффектные, это было ошеломляюще. Но страшнее было другое: у всех манекенов не было лиц. Головы, обернутые мешковиной (как на картине Магритта (бельгийский художник сюрреалист, 1898–1967), или как у приговоренных к смерти, или как в чумном городе). И телега медленно двинулась вдоль прохода к правому выходу. Это было так страшно, что слезы чуть не брызнули из глаз. Образ смерти. Хотя Миша сказал, что не верит в смерть, и мы продлим Вите жизнь.
Я даже поздравила Мишу с таким финалом. Сказала: «Вы, конечно, сволочь, такое себе позволить. Но искомого эффекта добились». Режиссеры узким кругом остались у В. Жоржа (директор театра Эрмитаж до 2011 года) выпивать. Я быстро ушла, и потому что была с мамой, и потому что не хотела разбавлять этот мальчишник. Для всех остальных столы были накрыты под колоннадой. Жорж успел мне подарить «Епифанские шлюзы», радиоспектакль, сделанный Мишей с Витей.
21 мая
«Сцены из «Бесов». Славянский институт. Ю. Авшаров.
Г. Демин посоветовал пойти: получишь удовольствие. Какое там! С ума посходили. Расстроена и даже удручена. Все в целом – убогое впечатление. Этот с громким именем обшарпанный институт. Стыдно. Сарай, сельский клуб, все сидят в пальто, не топлено, сыро.
Ю. М. как всегда интересно придумал. Зрители на сцене, спиной к залу, а действие происходит вокруг. Перед нами – первая массовая картина, прием у Ставрогиной, чтобы мы могли со всеми познакомиться, а потом вспышками