Самвел. Акоп Мелик-Акопян (Раффи)
обедню и как внезапно двухтысячная толпа окружила монастырь и хотела закидать его камнями?.. От ярости черни его защитили только крепкие стены храма. Ты забыл, Саак, что когда твои предки, Пап и Атанагинес, пировали однажды здесь, в Аштишате, к ним, как злой дух, влетел с мечом в руке какой-то человек и уложил их обоих на месте. Много месяцев их трупы валялись без погребения, и никто не смел приблизиться к ним в страхе перед чернью. Вот тут, рядом с нами, совершилось это злодеяние.
Он указал на смежное помещение, приемную монастырского епископа, и продолжал:
– После этого печального события прошло всего тридцать лет. Что же изменилось? Народ остался таким же варварским, как и был.
– Нельзя за тридцать лет искоренить в народе то, что сложилось в течение многих и многих веков, – ответил Саак.
– Да, нельзя… Но это не возражение. Дело народного просвещения у нас основано на ложных и, я позволю себе сказать, на совершенно вредных началах.
Заметив, что спор снова обостряется, Самвел вмешался и сказал:
– Какой толк от ваших пререканий, Месроп? Что было, то прошло. Теперь надо думать о настоящем, – о том, как предотвратить грозящую нам беду.
На бледном лице Месропа появилась горькая улыбка. Он посмотрел на Самвела, как на ребенка, и ласково сказал:
– Не торопись, милый Самвел. Тяжелое положение в настоящем вытекает из прошлого. Не разобрав причины старых бед, мы не сумеем предотвратить новые, угрожающие смертью нашей родине. Я знаю, что твой отец не глуп, и дядю твоего, Меружана Арцруни, тоже нельзя назвать безумцем. Я уверен также и в том, что царь Шапух, обласкавший этих двух предателей, не отличается особым благочестием. Он посылает твоего отца и дядю, чтобы они уничтожили христианство в Армении и отдали в руки персидских магов наши церкви и школы. Ты можешь не сомневаться, милый Самвел, что Шапух предпринял этот поход не ради спасения души и не в угоду своим богам; просто-напросто он желает раз навсегда разрешить тот трудный политический вопрос, который очень его беспокоит…
Самвел задрожал всем телом; он почти не расслышал последних слов. Над ним смеялись, его отца называли предателем! И это позволял себе делать тот, кто подушкой и почестью31 был неизмеримо ниже его. Он воскликнул с огорчением:
– Тебе, Месроп, надо укоротить язык, у тебя он не по росту длинный. Будь благовоспитаннее.
Месроп вскочил с места и прошелся несколько раз по келье. Затем остановился перед князем Мамиконяном и спокойно сказал:
– Напрасно обижаешься, мой славный Самвел. Дядя твой Васак был тоже невелик ростом, однако в нравственном отношении он оказался намного выше твоего исполина отца.
– Грехи отца искупит сын…
– О! Тогда я тебя полюблю еще сильнее!
– Оставьте все это. Теперь не до шуток и упреков! – прогремел Саак. – Садись, Месроп.
«Шапух желает раз навсегда разрешить тот трудный политический вопрос, который очень его беспокоит»…
Чтобы лучше понять эти слова
Во время церемоний в царском дворце нахарары занимали места по старшинству рода и по своим заслугам; около царя, по древнему армянскому обычаю, сидели на подушках в порядке старшинства. Это называлось «получить подушку и почесть от царя». Обычай этот сходен с местничеством в древней Руси.