Принц с опасной родословной. Мария Жукова-Гладкова
не только приглашала, а завлекала: «Предъявителю объявления – скидка!» «Объявление», по моим прикидкам, было размером где-то три на шесть метров. На грузовике, что ли, его везти?
Нужный мне дом оказался пятиэтажной «хрущобой», правда, не самым худшим ее вариантом. Гриша проживал в двухкомнатной квартирке – снимал комнату у бабульки, которая и разговаривала со мной по телефону.
– Это вы звонили, да? – Она оглядела меня внимательно с головы до ног. – Молодая вы для него. Но это хорошо.
Бабулька пригласила меня на кухню, объявив: Гриша спит. Как я поняла, она хотела выяснить, кто я и достойна ли Гриши. Но из меня информацию так просто не вытянешь. Я сама имею склонность вытягивать ее из других.
Уже на кухне я предъявила бабульке журналистское удостоверение, она нацепила очки с привинченной проволочкой дужкой и долго его изучала, потом исчезла где-то в глубине квартиры (хотя слово «глубина» к «хрущобе» не очень подходит), вернулась с парой наших старых еженедельников, сверила данные с подписями под моими статьями и заявила:
– Да, я про вас знаю. Но по телевизору смотрю только сериалы. Вашу «Хронику» не смотрю. Крови много. И в еженедельнике вас не читаю. Но соседи читают и обсуждают. И смотрят. Вот им расскажу, как вы ко мне приходили…
Я спросила, кем она приходится Григорию.
Оказалось – подругой его покойной матери. Гриша вырос в этом же доме, хотя родился в какой-то коммуналке в центре. Когда его родители получили здесь квартиру, он был школьником. В каком классе, Людмила Никифоровна (так звали старушку) не помнит, это надо у самого Гриши уточнить, когда проснется. Правда, и он может не вспомнить.
Гриша был парень хороший, вежливый. Конечно, и он баловался с мальчишками, но немного. Услышав эти слова, я с трудом сдержала улыбку. И почему люди, разговаривая с журналистом, часто дают образцово-показательные характеристики тем, кто им нравится, и представляют последними негодяями и мерзавцами тех, кто им не нравится? Бабулька действовала именно так. Гриша был представлен «просто удивительным» мальчиком: почти отличником, с примерным поведением, уважающим старших. Старушка даже приплела сюда сдачу макулатуры и сбор металлолома в составе пионерской дружины. Активный общественник, всегда бравший на себя шефство над младшими, после службы в армии пошел в милицию. Защищать порядок в родном городе, бороться с хулиганами, сажать преступников. «Вор должен сидеть в тюрьме! – возвестила бабка, подняв указательный палец кверху, потом вздохнула и добавила: – Но в нашей стране почему-то сидят хорошие люди, а все преступники гуляют на свободе».
– Ну не все… – заметила я.
И мягко вернула разговор к бывшему милиционеру Григорию Пахоменко. По словам бабки, осужден он был неправильно. Пришлось еще минут пятнадцать послушать про остающихся на свободе мерзавцев (в основном чиновников и их сыночков), по которым давно тюрьма плачет, про наших родных мужиков, которым мерзавцы жизнь ломают, а затем про их баб-предательниц. Последнее меня заинтересовало: историю-то осуждения Пахоменко я уже знала от Андрюши.