Судьба российских принцесс. От царевны Софьи до великой княжны Анастасии. Отсутствует
была защитницей двух младших братьев, Вильгельма Христиана и Фридриха Августа.
Вероятно, Иоганна Елизавета тяготилась своим неравным, по ее мнению, браком с человеком в два раза старше ее и воспитала свою дочь амбициозной и не брезгующей никакими средствами для достижения своих целей. Однако царевна Екатерина Алексеевна (такое имя получила Фредерика в России) добивалась власти с гораздо большей хитростью и изяществом, чем ее простодушная мать.
В написанных много лет спустя мемуарах она говорит, что взяла за основу учение французских философов-энциклопедистов о том, что судьбу человека определяют не его рождение, а природные задатки, воспитание и главное – самовоспитание.
«Счастье не так слепо, как его себе представляют, – пишет она. – Часто оно бывает следствием длинного ряда мер, верных и точных, не замеченных толпою и предшествующих событию. А в особенности счастье отдельных личностей бывает следствием их качеств, характера и личного поведения. Чтобы сделать это более осязательным, я построю следующий силлогизм:
Качества и характер будут большей посылкой;
Поведение – меньшей;
Счастье или несчастье – заключением.
Вот два разительных примера:
Екатерина II,
Петр III».
В первых абзацах своих мемуаров Екатерина разделывается со своим бывшим супругом («С десятилетнего возраста Петр III обнаружил наклонность к пьянству… он был упрям и вспыльчив… не любил окружающих… был слабого и хилого сложения… он большей частью проявлял неверие… не раз давал почувствовать… что предпочел бы уехать в Швецию, чем оставаться в России»). Затем Екатерина начинает описывать свой «путь наверх».
Разумеется, она – полная противоположность Петру. Приехав в Россию, она сразу же составила себе план из трех пунктов:
«1) нравиться императрице;
2) нравиться жениху;
3) нравиться народу».
София Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская (Екатерина II)
Для этого, прежде всего, она начала учить русский язык.
«Чтобы сделать более быстрые успехи в русском языке, я вставала ночью с постели и, пока все спали, заучивала наизусть тетради, которые оставлял мне Ададуров; так как комната моя была теплая и я вовсе не освоилась с климатом, то я не обувалась – как вставала с постели, так и училась. На тринадцатый день я схватила плеврит, от которого чуть не умерла… Наконец нарыв, который был у меня в правом боку, лопнул… я его выплюнула со рвотой, и с этой минуты я пришла в себя; я тотчас же заметила, что поведение матери во время моей болезни повредило ей во мнении всех. Когда она увидела, что мне очень плохо, она захотела, чтобы ко мне пригласили лютеранского священника; говорят, меня привели в чувство или воспользовались минутой, когда я пришла в себя, чтобы мне предложить это, и что я ответила: „Зачем же? Пошлите лучше за Симеоном Теодорским, я охотно с ним поговорю“. Его привели ко мне, и он при всех так поговорил со мной, что все были довольны.