Самый большой подонок. Геннадий Васильевич Ерофеев
жизнь – в том смысле, что ты станешь жить, как велит, как хочет, как учит Определитель. Такая жизнь должна нравиться каждому – значит, понравится и тебе, – с непоколебимой убеждённостью замкнула женскую логическую цепочку матушка Вомб.
Я даже вспотел от такой, с позволения сказать, женской логики.
– А по какому праву этот ваш Главный Бабуин распоряжается чужими жизнями? – задал я вопрос, который в зависимости от ответа мог оказаться и риторическим, и нериторическим.
Трое слуг Определителя уставились на меня, как на умалишённого. Карлик крякнул, Хенда выронила из рук карандаш, а Вомб осторожно провела рукой по моей растрёпанной шевелюре, словно успокаивая плохо выдрессированного пса. Невычесанного Кобелину, если хотите.
– Кто такой Главный Бабуин? – вопросил оторопевший Лапец, но его не удостоили ответом.
– Неужели не понимаешь? – участливо проговорила Вомб, не убирая ладони с моего затылка.
– Нет, – как и подобает классическому Ивану Дураку (одно из моих многочисленных кодовых имён), честно ответил я.
Впервые с момента нашей встречи руки карлика застыли неподвижно.
Вомб нервно облизнула губы.
– Потому, что он Определитель, дурашка, – взъерошив мои патлы, терпеливо «объяснила» она. – О-пре-де-ли-тель!!!
– Определитель дурашка? – деловито-дурашливо переспросил я, подражая болтливому волнистому попугайчику.
– Опасный тип! – опередив Вомб, отрывисто прокаркала карга с карандашом. – Теперь я сама убедилась, что Лапец должен конвоировать Лохмача в максимально недёжной ипостаси клубка. – Она повернулась к патронажной сестре: – Ты согласна, Вомб?
Вомб убрала руку с моей головы и, слегка волнуясь, сказала:
– Я-то давно согласна. – Брови Вомб нахмурились. – Да вот Лапец не очень настроен катиться клубком.
– Буду ведь обречён на половое воздержание! – сварливо проквакал карлик. – Так и заболеть недолго!
– Не преувеличивай, – успокоила его многоопытная матушка Вомб, весь облик которой просто кричал о том, что, как говорится, медсестре лучше переспать лишний раз, чем недоесть. – От этого ещё никто не умирал!
– Оплатим вредность, – скупым голосом бросила Хенда и принялась яростно копаться в засаленном гроссбухе, вероятно, сброшюрованном из развёрнутых кульков из-под жаренных на масле-«рыгаловке» пирожков.
Карлик издал тоскливый протяжный звук, который мне никогда не удастся в точности воспроизвести.
– Ещё вопрос, – подвергаясь опасности быть поколоченным, поднял я руку, словно примерный ученик.
– Если последний, то давай, – не отрываясь от бумаг, процедила Хенда, теряя к разговору всякий интерес, какового интереса у неё и было-то шиш да кумыш.
– Спрашивай! – напряжённо сказала Вомб, опасаясь очередной вшивой шуточки и потому придерживая меня за плечо.
– Почему от вас выходят не только мальчиками, но и глубокими