Страна Изумрудного солнца. Антон Орлов
торчали фермы разрушенных построек. Их было много, они заслоняли весь северо-западный горизонт – целый городок, невесть когда затопленный «морем». Видимо, живой студень растворял только органику. На покосившихся конструкциях сидели птицы, временами издававшие тонкие сварливые крики. Блики зеленого солнца играли на медленно движущихся горбах вязкой субстанции.
Напасть на Тину «море» не пыталось – то ли угадало в ней несъедобный продукт, которым недолго и подавиться, то ли, как Тина предположила вчера, само по себе оно не было плотоядным хищником и опасность представляли только обитающие в нем животные, неспособные охотиться вне студнеобразной среды. На всякий случай Тина выдерживала дистанцию, не подходя к береговой кромке слишком близко.
Теплый, зернистый, жесткий песок лежал плотным слоем, ноги в него почти не погружались. Слева пляж переходил в каменистое пространство, ограниченное далеко на юге лохматой полосой черного кустарника, а впереди, на изрядном расстоянии, виднелся зеленый массив, который Тина условно определила как «парк». Туда она и направлялась.
Раскинувшийся вокруг ландшафт безусловно принадлежал к разряду угнетающих – Тина отметила это с долей иронии, поскольку на нее это не действовало. Тронутое зеленоватой плесенью небо, пустынный серый пляж, исходящий от «моря» тошнотворный запах, тоскливые крики птиц, останки поглощенного студнем города и сам студень, необъятный, хаотично колышущийся, – вся эта обстановка могла бы испортить настроение многим из ее знакомых, однако Тина смотрела по сторонам с интересом и настороженностью, но без всякой подавленности.
Кошмары – они у каждого свои, и с ее кошмарами здешний ландшафт не имеет ничего общего. Ее кошмары остались на Манокаре. Многоступенчатая иерархия и атмосфера благоговейного чинопочитания; телесные наказания за любую провинность; лишенное всяких перспектив прозябание на женской половине манокарского дома; бесчисленные запреты на информацию; медоточивые и вязкие рассуждения о том, что тебя ограничивают ради твоего же блага, – и под всем этим, как знаменатель под жирной чертой, знание: так будет всегда – сегодня, завтра, послезавтра, через десять лет, через сорок… Тина сумела оттуда вырваться, послав к черту и числитель, и знаменатель, и сейчас никакая жуть, непохожая на Манокар, не могла произвести на нее более-менее гнетущего впечатления. Студень – это всего лишь студень, пусть он и простирается до горизонта, пусть и усваивает органику за считаные минуты. И если ее здесь убьют, это будет всего лишь смерть, которая далеко не так плоха, как жизнь на Манокаре.
Ее беспокоила разве что мысль о том, как скоро она сумеет выбраться отсюда и вернуться на Валгру, к Стиву. И мысль о еде, она уже начала ощущать голод. Если она не встретит людей, через двое-трое суток придется поставить эксперимент: съесть что-нибудь местное – плод или моллюска, если таковые найдутся, – и посмотреть, сможет ли ее организм это усвоить. Хорошо еще, что надо ей немного, Омар и его приятели находятся в худшем