В.Н.Л. (Вера. Надежда. Любовь). Сергей Авилов
Серёжа! Бодрое утро! – мило переставил буквы в приветствии.
– Бодрое, – нашёлся я.
Скатав постель, я тоже полез за зубной щёткой… Прошёл Степановым путём, наталкиваясь на торчащие из-под одеял ноги. Переждал в тамбуре небольшую очередь, совершив несвойственное мне курение до завтрака.
Когда я вернулся, мои спутники завтракали. Степан пригласительно отодвинулся, пропуская меня к окну.
– Приятного аппетита, – произнёс я, присаживаясь.
– Угощайтесь, – отреагировал Валерка, протягивая мне мятую плюшку.
– Держи, я ещё за одним схожу, – Степан протянул мне запотевший стакан с пакетиком чая. Кипяток медленно окрашивался красным.
– Сахар я положил.
– Серёжа, в шахматы играешь? – спросил меня Степан, когда молчаливое поглощение пищи вдруг стало в тягость.
В шахматы я играл плохо. Для меня эта игра была слишком медленной. Вместо того чтобы в ожидании хода соперника продумывать следующий свой, я начинал скучать. Но видя, как Степан хочет развлечь, растормошить всех нас, я ответил:
– Попробуем.
Степан выставил на стол коробочку карманных шахмат. Придерживая рукой, высыпал на стол мёртвые пока, лишённые жизненного пространства, крошечные фигурки. Стал быстро-быстро втыкать их в дырочки в шахматной доске. Оставив две фигурки, зажал их в кулаках, предлагая мне разыграть начало. Я знал, что мне достанутся чёрные, и, как всегда, ошибся.
– Поехали, – скомандовал Степан, и я был вынужден сделать быстрый ход. В темпе его действий.
Играл он действительно быстро. И, к сожалению, так же качественно. Пробил мои защитные редуты слоновыми диагоналями, утянул ладью, поставив наконец многолюдный мат. Фигуры ещё и не успели толком отведать друг друга.
– Ещё раз? – задал быстрый вопрос и легонько перевернул доску, заставив играть чёрными.
– Чего ты боишься? – спрашивал он меня, снова посылая слона через всё поле. – Играй! Атакуй!
Я же отбивался, как мог, пытаясь сохранить линию фронта, которую он всё-таки взломал конём.
– Стоп, – его рука зависла над шахматным полем. – Смотри!
Он немного потыкал моими фигурами, поясняя:
– Делаешь рокировку. Мой слон под боем? Вот! Теперь вилка. Раз. Два. И три. Мат! – фигурки, ведомые чужим военачальником, почувствовали себя победителями.
– Смелее, Серёжа! Тебе не хватает авантюризма! Сунь ты её так, чтобы мне страшно стало! – он извлек ладью из своей ячейки, демонстрируя мне доказательство моей пораженческой тактики. И я – я кротко это доказательство принимал.
Я не мог согласиться со Степаном вслух. Он, сам не желая того, стыдил меня, притом очень просто и точно. Очень трудно найти подходящие слова, когда тебя стыдят не за игру, а за жизнь.
Днём я читал Куприна. К вечеру понял, что мы приближаемся к северу.
Снег, прерывающийся только редкими полосами дорог и звенящими шлагбаумами, проткнутый веточками кустов, лежал на многие часы и километры.
Степан