Белый Шанхай. Эльвира Барякина
еще вчера у нее не было нитки, чтобы пришить пуговицу, а сегодня она держала в руках американские фотокамеры, японские фарфоровые чашки, сумочки из английской кожи, золоченые самопишущие перья… Все было доступно без очереди и по смешным ценам.
Приказчики в длинных серых халатах валили на прилавки рулоны шелка, надрезали невесомую ткань и дальше разрывали руками.
– Bye-bye makee pay. My send chit.[3]
Оказалось, что и в магазинах никто не платил вперед: достаточно было дать визитную карточку отеля и расписаться.
– Я больше не могу… Иржи, разбудите меня! – шептала потрясенная Нина. Но Лабуда тоже онемел и оглох от Шанхая.
В уютно обставленных мастерских китайские портные принимали заказы на пошив платьев. У скорняков в витринах висели смешные объявления: “Сделаю манто из своей или вашей шкуры”.
На верхних этажах универмага – кинотеатр, пекинская опера и рестораны; на крыше – зимний сад. В “Винг Он” можно было зайти и пропасть там на целый день.
В отель Нина и Иржи вернулись другими людьми: нарядными, посвежевшими, с сумасшедшим блеском в глазах.
Нина подвела Иржи к большому – от пола до потолка – зеркалу.
– Посмотрите на нас! Вот теперь мы настоящие – такие, какими всегда должны были быть. А это наша “лягушачья кожа”. – Она показала на сверток со старой одеждой. – Нас кто-то заколдовал, но теперь проклятие снято!
Иржи покосился на свою искалеченную руку и спрятал ее за спину.
– Да, наверное.
Вечером Нина лежала в скользкой от крахмала постели и, как книжку, читала меню из ресторана:
– Филе каплуна с пюре из каштанов. Жареный фазан на гренках с соусом из мяса вальдшнепа, бекона, анчоусов и трюфелей. Холодная рыба “Мандарин” с диким рисом, приправленным шафраном.
Ноги гудели, голова кружилась от несуществующей корабельной качки. На полу валялись коробки с покупками – “предметы первой женской необходимости”, как когда-то говорил Клим.
Постучавшись, в комнату вошел Лабуда. Аккуратно подстриженный, в махровом халате с пояском, он выглядел совсем мальчишкой.
– Извините, что я вас тревожу, но хотелось бы знать, как мы будем за все расплачиваться. Ведь деньги однажды кончатся.
– Что-нибудь придумаем, – с уверенностью сказала Нина. – Можно напечатать в газетах объявление: “Поговорю об умном с умными людьми. Сто долларов в час”. Это лучшее из удовольствий.
Иржи хмыкнул:
– Я только что прочел такое объявление в газете. Здесь эти услуги оказывают гейши в японском квартале: им по два доллара за разговоры дают.
Глава 2
Дом надежды
Ада Маршалл была похожа на невезучее деревце, семечко которого упало не в землю, а на поросшую мхом крышу сарая: вроде все на месте – ветки и корешки, но заранее ясно, что ничего путного тут не вырастет.
Мать Ады была русской, а отец – американцем. Он работал на Ижевском заводе по контракту, но в самом начале революции его убили, и Аде с мамой пришлось перебраться во Владивосток.
На
Потом заплатите. Я пришлю счет.