Уголовных дел мастер. Владимир В. Колычев
имеете какое-то отношение к музыке, но вряд ли к фортепьяно.
– Почему же? – в голосе Анны прозвучала некоторая обида.
– Руки у вас, конечно, сильные, но пальцы короткие. В юности, скорее всего, учились в музыкальной школе, не исключено, что занимались скрипкой или флейтой.
– Ходила в балетную школу.
– Но недолго.
– Угадали, – печально вздохнула Анна. – Хорошая балерина – это изнурительный труд, кошмарная диета и колоссальное честолюбие. А я была обычной девчонкой, обожала сладкое, особенно пирожные, любила книжки читать про любовь. Поэтому окончила музыкальную школу по классу скрипки. Теперь преподаю.
– А семейная жизнь у вас не сладилась, – продолжил Ворсин, вдохновленный успехом.
– Намекаете на отсутствие обручального кольца? – иронически улыбнулась Анна. – Не угадали. Муж силком выпроводил на юг, зимой у меня случился острый бронхит, врачи настоятельно советовали хотя бы пару недель отдохнуть у моря.
– Извините, – смутился Сергей Антонович, жалея, что ввязался в этот странный разговор.
Он с удвоенным усердием набросился на шашлык, чтобы поскорее покончить с едой. «Шерлок Холмс доморощенный, – с возрастающим раздражением думал он, угрюмо пережевывая мясо, которое не вызывало у него удовольствия. – Распустил хвост, как павлин. Антонина раньше тоже была стройной и легкой, как одуванчик. Эдакая неугомонная и своенравная коза-дереза, способная вскружить голову любому. А что в итоге? «И вот смотрю я пред собой и думаю, куда все делось?». Кто это написал? Кажется, Есенин, неважно. Чего жалеть и плакаться? Было бы замечательно, если бы изобрели способ вернуться в прошлое и его переиначить. Но ведь такого никогда не будет. И какого рожна возвращаться? Чтобы испытать жгучую боль? Садомазохизм в чистом виде.
Громкая музыка и жующая толпа мешали сосредоточиться. Пожелав Анне приятного аппетита, Ворсин поднялся из-за стола и направился к обзорной площадке. Он надеялся, что, уединившись, сможет разгадать ускользнувшую от него по пути на Ай-Петри тайну. Занятый своими мыслями, он не сразу обратил внимание на стоящую у края пропасти молодую пару. Девушка лет семнадцати, одетая в канареечную ветровку, сердито уговаривала своего спутника отойти от обрыва, а тот, улыбаясь, называл ее трусихой и звал к себе.
– Это совсем не страшно, Анюта, – убеждал парень.
Ветер нежно ворошил его русые волосы. Солнце било Ворсину прямо в глаза, силуэт молодого человека на фоне яркого лазурного неба казался почти черным.
– Тарас, если ты немедленно не перестанешь дурачиться, я уйду! – топнула ногой Анюта. На ее лице отразилась целая гамма чувств: страх, обида, смятение.
Сергей Антонович где-то читал о племени североамериканских индейцев, которые спокойно работали на строительстве небоскребов и абсолютно не боялись головокружительной высоты. Вероятно, это чувство закладывается в каждого человека на генетическом уровне, как и клаустрофобия. Отец Ворсина тоже