.
но мало кому известные в деталях. Ему не обещали ничего, но из него буквально перла информация. Настолько ценный ее источник оказалось действительно жалко убивать, так что поведение уже давно обмочившего и испачкавшего штаны человека было, в общем-то, совершенно правильным. Его перестали мучить, напоили, сказали что-то успокаивающее. Поменяли карту памяти в дешевой фотокамере-«мыльнице», поставленной в видеорежим. Продолжили. И так несколько раз, пока этот человек… почти всю сознательную жизнь продававший своих земляков за обеспечивающие ему комфорт и уют деньги… Пока он не иссяк. Пока не превратился в то, что вызывало уже не только гнев, но уже и омерзение. Жалости к нему у бойцов не возникло.
Почти ничего не соображающего, пускающего слюни мужчину, не способного уже даже говорить, повесили на перроне железнодорожной станции Платформа 184 км. Не пожалели нескольких часов на пеший марш, со всеми «коленами» и финтами. Повесили как положено, за шею, с соответствующей табличкой на груди, объясняющей, кто это и за что. Спокойно и деловито: не то чтобы при стечении народа, но кто-то из местных был, смотрел. Дипломированный доктор Ляхин привычно констатировал смерть, подписал протокол приведения приговора в исполнение. Трибунала у них, разумеется, не было – чай, не мотострелковый корпус. В отряде имелся Особый отдел, вот он бумаги, не торопясь, и оформил. Как уже сказано, не в первый раз, и все надеялись, что не в последний.
– Готовность…
Шепот пробежал по редкой цепочке бойцов «разведвзвода и усиления», как электрический разряд. Николай машинально наклонил голову набок, проверяя положение предохранителя. Привычно прогрел связки правой кисти несколькими простыми движениями. Этому его научила девочка Вика, первый и пока самый успешный снайпер отряда. Пошедшая на войну если не со школьной, то, во всяком случае, с институтской скамьи и неожиданно проявившая такой несомненный талант к снайперскому делу, что взрослые вояки удивленно качали головами.
– Тишина всем.
Хрен – тишина. Едва привыкшая к ним за эти часы розовошеяя лесная птица орала и надрывалась над самыми головами, будто они пришли ее птенцов на гриль забирать. Слава богу, моторы в «Хамви» досмотровой группы рычали на грунтовой дороге так, что тут попугая ару не расслышишь, не то что нормального клинтуха. Дозор шел парой, с хорошим интервалом между машинами, как положено. Группой они могли гарантированно уделать одну машину, но точно не обе одновременно. Отучили уже гостей выпендриваться, как на параде. Кровью отучили: и их собственной, и своей, это уж как водится.
Мост был где-то в полутора километрах впереди: нормальный такой мост через широкий ручей или скорее мелкую речку без названия. В совокупности с десятком таких же мостов на 40–50 километров, делающий эту грейдерную дорогу довольно важной и довольно наезженной. Дожди шли уже вторую неделю: хорошие такие дожди, привычные для всех местных и «почти местных», включая ленинградцев.