Салам тебе, Далгат! (сборник). Алиса Ганиева
на которой зимой скользили каблуки красавиц. Вспотевший Яраги вынул из кармана штанов тонкую книжку в мягкой обложке, на которой были изображены горы и пирамидка какого-то селения.
– Вот, в Москве только смог издать, мне родственник помог. Почему, говорю, здесь не печатают? Это не стихи, здесь просто размышления о родине, – Яраги протянул книжку Далгату.
Далгат взял книгу и положил ее в кожаную папку, рядом с посланием для Халилбека.
– Я тогда в «Халал» пойду, – сказал Далгат, – мне Халилбек нужен. За книгу спасибо, обязательно прочту.
– Спасибо, дорогой! – растрогался Яраги. – Там мой номер записан, ты мне позвони. Приедешь ко мне в Мамедкалу, у меня там виноград растет, жена долма сделает.
– Как-нибудь, – пообещал Далгат.
5
Он старался идти по тени, но тени почти не было. Тяжелые наряженные женщины, скопившиеся на дороге, закрывали путь и мешали ему идти. Обогнав их, он нырнул за угол, где стояла толпа мужчин среднего возраста и плотная, широкая в обхват бабья фигура в шелковом платке, упершая руки в бока. Шел привычный и полутайный торг о цене. Один из мужчин, конфузливо ухмыльнулся зазевавшимся прохожим девочкам: «Уходите, девушки, вам нельзя здесь». Далгата кольнуло, когда он увидел эту толпу и место, где сам однажды точно так же стоял и торговался, чтобы потом провести два часа с бесстыдной скуластой женщиной.
На длинном заборе, за которым тянулось многолетнее и мучительное строительство спорткомплекса, кто-то написал углем без знаков препинания: «Сестра побойся Аллаха – одень хиджаб». Чуть дальше – «Дагестан, защити религию Аллаха словом и делом! Внуки Шамиля» и наконец – «Смерть врагам ислама аллагьу Акбар». Между ними радужно лепились афиши концертов и рекламы салонов красоты.
Около большого перекрестка, где обычно слонялись со своими автоматами бездельные рядовые милиции, грызя семечки и приставая к медленно прогуливающимся модницам, было оглушительно шумно. Из джипа, сотрясавшегося от рева местной эстрадной музыки, торчали чьи-то босые ноги и прищелкивающие пальцами руки. По обочинам дремали толстые и худые бабушки с мешками жареных семечек, а из внутренних, завешанных бельем дворов доносились разноголосые крики.
Дома так и норовили съесть тротуар вместе с наваленными кучками мусора. Кто обнес себе двор забором прямо по проезжей части, кто проглотил трансформаторную будку и дерево, кто на маленькой пяди земли возвел себе длинную, в шесть этажей башню. Забыв, что растут на равнине, дома по горской привычке лепились друг к другу. Квартирные многоэтажки со всех сторон обрастали огромными пристройками и застекленными лоджиями, а частные саманные хаты упрямо и нудно обносились высокой стеной из модного желтого кирпича.
Далгат свернул в сторону мелких улочек и еврейских кварталов, кучкующихся вокруг порта и холмика Анжи-акра с маленьким маяком на вершине. Он уже слышал звуки лезгинки и видел «Халал» с открытой мансардой и мелькающими белыми фигурами. Во дворе у банкетного зала стояло двадцать или тридцать украшенных