Обман. Элизабет Джордж
видеть тайное свидание молодых любовников, столь же горячих в своих чувствах, как Ромео и Джульета. Балкона, правда, не было – они встретились на кукурузном поле, обнялись и, упав на землю, продолжали свои дела, а стебли растений, доходящие им до плеч, скрывали любовников от посторонних глаз. Сале отвела взгляд от экрана, чувствуя, как сердце, вырвавшись из груди, бьется у нее в горле, словно крылья пойманной птицы.
– Я знаю, что тебе не по нраву то, что произошло сегодня, – говорил Муханнад. – Но мы договорились с полицией о ежедневных встречах. Они будут информировать нас о том, как продвигается следствие.
Судя по тому, как монотонно и настороженно звучал голос брата, Сале поняла, что его раздражает молчаливое неодобрение и даже отвращение отца к тому, что он сделал.
– Отец, если бы не Ажар, мы не добились бы такого за одну встречу. Он внушил старшему инспектору уголовной полиции, что у нее нет иного выбора, как только принять наше требование. И он сделал это так деликатно, что она даже и не поняла, к чему он клонит, пока не оказалась в расставленной им сети.
Он посмотрел на Ажара восхищенным взглядом, а тот молча сидел, положив ногу на ногу и зажав между пальцами складки на брюках. Он пристально смотрел на дядю. Сале никогда не доводилось видеть, чтобы человек так невозмутимо и с таким достоинством вел себя там, где его не хотят видеть.
– И с этой целью ты затеял всю эту бучу?
– Дело не в том, кто и что затеял. Дело в том, что мы пришли к соглашению.
– И ты, Муханнад, думаешь, что мы сами не смогли бы добиться этого? Соглашения, как ты его называешь.
Акрам поднес к губам стакан и отпил немного ласси. Он ни разу не взглянул на Таймуллу Ажара.
– Отец, копы знают, кто мы такие. Они знают нас в течение многих лет. А такая осведомленность провоцирует людей на то, чтобы работать спустя рукава, когда, наоборот, необходимо отнестись к делу с полной ответственностью. Кто кричит громче, тому и ответят скорее, тебе ли этого не знать.
Последние пять слов, сказанные Муханнадом, были явной ошибкой, вызванной его горячностью и отвращением к английскому языку. Сале понимала, что чувствует сейчас брат – ей, как и ему, пришлось испить до дна чашу унижений, постоянно подносимую школьными учителями, – но она была уверена в том, что отец этого не понял. Родившись в Пакистане и приехав в двадцатилетнем возрасте в Англию, он, по его словам, только однажды столкнулся с проявлением расизма. Но этот единственный эпизод публичного унижения, произошедший на станции лондонской подземки, не вызвал в его душе озлобления к людям, к которым он решил относиться как к своим соотечественникам. А Муханнад в его глазах навлек в тот день позор на их общину. Наверняка Акрам Малик не скоро забудет об этом.
– Кто кричит громче, тому часто нечего сказать, – ответил он сыну.
У Муханнада вытянулось лицо.
– Ажар знает, как все организовать. Как организовать все сейчас.
– А что сейчас, Муни? Сейчас что, Хайтам мертв меньше, чем был вчера? Будущее твоей сестры