Демократическая прогрессивная партия Тайваня и поставторитарная модернизация. Чэнь Цзя-вэй
государственной властью может происходить в разных формах в зависимости от традиций политической культуры. Например, в виде достижения консенсуса между отдельными фракциями партии и даже всеми парламентскими партиями. Такие тенденции особенно характерны для стран Азии, где всеобщее согласие является – или считается – главным принципом политики. М. Лейзерсон в своем исследовании японской политической системы второй половины 1950-х – 1960-х гг., которая тогда являлась фактически однопартийной, обращает внимание на симптоматичный факт. Чтобы получить власть над парламентом, указывает автор, премьер должен поддерживать фракции не только своих сторонников, но и своих противников. Ведь обе эти группы вместе образуют большинство на выборах партийного руководства[73]. Данное наблюдение сопрягается с мнением М. Дюверже, считавшего, что в «партиях старого типа» налицо «доминирование парламентариев», а вот уже для следующего поколения партий – коммунистических и фашистских – ситуация меняется на противоположную: «Парламентарии больше не управляют партией – партия управляет парламентариями»[74]. Правда, приведенный М. Лейзерсоном пример из политической практики послевоенной Японии показывает, что отмеченная М. Дюверже тенденция присуща не только коммунистическим и фашистским партиям, но и в целом партийным системам стран новой демократии. В развитие обозначенного в «Политических партиях» М. Дюверже вектора перетекания влияния от парламентариев к партийному руководству работает и мнение Ж. Блонделя, что в многопартийной системе, в отличие от «отчетливо выраженной двухпартийной», «общенациональные лидеры» «зачастую не властны над теми, кто принимает внутрипартийные решения»[75].
Разбирая вопросы эволюции партийных систем в ситуации их сращивания с государственными институтами, Дж. Сартори констатирует, что с появлением в государстве «одной или двух массовых партий» в нем существенно меняется весь партийный ландшафт. «Атомизация» существующих партий прекращается, и начинается обратный процесс – своего рода «коалесценция», приводящая к образованию «более прочных партий, или партий нотаблей»[76]. Очевидна преемственность таких «партий нотаблей» с партиями, которые М. Дюверже называл «кадровыми», противопоставляя их партиям массовым. Правда, если автор «Политических партий» полагал, что будущее принадлежит массовым партиям, то впоследствии господствующим трендом эволюции партийных систем оказалось движение в направлении именно «кадровых» партий, в то время как массовые партии стали клониться к упадку[77].
Сращивание партийной системы с государством, с одной стороны, превращает политическую элиту в устойчивую корпорацию, где победа отдельной партии достигается, как правило, крайне незначительным перевесом голосов, а поражение не означает ухода партии с политической сцены. С другой стороны, устойчивость правящей корпорации в целом делает конфигурацию политических сил подверженной переменам и провоцирует частую смену правительств.
Эта тенденция была подмечена еще в конце 60-х гг. прошлого века. См.: