Возвращение в Михайловское. Борис Голлер
полиция. Понимал, что могут заподозрить его самого – какие глупости! С тем ли он смирялся? Зависть чья-то убила! Это страшная штука – зависть!
…Как он без прекословий уступил ее Адаму? Что Адам? Лучше он, чем другой. Он рано понял для себя, что другой будет все равно. Адама он любил. Адам был его тайное тщеславие. Наследник русского престола, часами обсуждающий – с кем? с польским изгнанником! – как даровать свободу Польше. Он, конечно, увлекался или красовался слегка. Но эти разговоры смиряли его нелюбовь ко двору, при котором он жил и частью которого он был – хоть и считал это случайностью. Слишком много крови! Обманов, измен… Они все были ему чужды – даже обожавшая его бабка. А свобода Польши – хотя бы разговоры – было то, что отделяло его от них от всех… Только иногда он, не без коварства, улыбался про себя…
…Криденер – единственная, с кем она могла говорить про Охотникова. Мальчик, которого она сгубила. Просто… Адам, вернувшись из ссылки – куда его послал Павел – был уже не тот! И вовсе не полюбил другую женщину, нет – но стал отдаляться от нее. Слишком увлекся своей новой ролью при молодом государе. Министр иностранных дел… Это кого хочешь заставит измениться. Но Адам был особый… он был почти равнодушен к чинам… Просто надеялся в этой роли помочь возрождению Польши… (Бедняга! Как плохо он знал Александра!) И тогда ей захотелось снова – испытать на себе, как нисходит на нас небесный свод! Она больше не хотела быть ученицей в любви. Смиренной, благодарной… Но править бал сама и уроки давать – сама! Она была уже не девочка! Она вновь сосчитала свои шансы в игре. – Муж выигрывал – как всегда! И вовсе неправда, что учила его играть старая Жозефина! – Молодая Гортензия, вот кто! С Гортензией у него был роман! (С кем у нее только не было романов? Гортензия была охоча до этих побед не менее, чем ее отчим – до подвигов военных!)
…Много позже, на пути в Европу, заночевав в Пулавском замке Чарториж ских – он сознал, кажется, – что влекло его к Адаму. Фольварки на холмах, перелески с березами и вербами, поля в колокольчиках, ромашки – все, как в России… только меньше, нежней. Все напоминало Россию… но было Европой! И Адам, в отличье от других вокруг – был чистым европейцем! И когда Александр впервые в восемнадцатом году узнал о заговоре против себя своих офицеров, – и что они ему ставят в вину более всего – именно его пристрастие к Польше, – он почти не рассердился даже, скорей, удивился. Как они прознали? Это была его тайна. Он всю жизнь мечтал проснуться однажды европейским государем! Он любил Адама. И только иногда усмехался невольно… Эти польские аристократы, после раздела осевшие в России на странных ролях: то ли заложников, то ли почетных гостей, то ли просто изгнанников – в постелях русских вельмож, то есть, конечно, их жен! – продолжали свой бой за Польшу.
…Охотникова… Алешу, Алексиса – убили кинжалом в грудь – вечером, по выходе из театра. Кто убил, за что? Можно было догадаться – что за нее. Полиция, конечно, не дозналась. (О чем полиция способна дознаться?) Элиза была в отчаяньи.