Бандит, батрак. Надежда Нелидова
глазом по гладкому розовому бедру девчонки. В тему выхаркнул в мобильник особенно грязное словцо. Типа, шалашовка отпадная мимо шлёндрает… Жопка ништяковая, кругленькая… Отыметь бы её… В жопку-то круглую.
Краем глаза видел, как сжались кулаки у парня, как он шагнул к нему… Вот, ей Богу, чуть не обделался Ныка со страху слабым испаханным, уработанным кишечником. Но девчонка повисла на локте парня: «Гриш, не связывайся! У таких всегда нож за пазухой…» Он и сник, опустил глаза. Ссыкло.
Ножа у Ныки не было: он что, совсем ушлёпок? При первом шмоне за ношение холодного оружия навесят то, чего было и не было… Но он, довольно осклабившись голыми дёснами, сунул худую слабую руку глубоко в карман и даже оттопырил: будто там и в самом деле чего водилось. Навёл палец на малыша: «Пу!»
Эх, видел бы кто в этот момент Ныку! Он, не глядя, брякнулся на скамью, вертя головой на тощей жилистой шее: кого ещё поддеть. Аллея испугалась Ныки – и опустела, вымерла.
– Кого я ви-ижу! Ныка своей персоной! – ласково пропел знакомый голос. На скамейке, хозяйски разбросав горилльи лапы, широко расставив ножищи, сидел вонючий бомжара.
Типун на язык Ныке! Это с точки зрения окружающих тот был бомж – а в бараке носил крепкое, покойное, нейтральное звание «мужик». И кличку имел подходящую, достойную: Земеля.
Сегодня утром Ныка оказался с ним в одном автобусе. Там, как того требовал уголовный этикет, работая локтями, он должен был со скоростью пули пробиться в другой конец салона и панически выпрыгнуть на первой остановке.
Чего не сделал, а, вопреки иерархической лестнице, передал через него кондукторше горсть чьих-то пассажирских пятаков. Коснулся мужика неприкасаемой осквернённой рукой. Да нечаянно он, святой истинный крест! Не видал, не видал он Земелю!
Хмельной воздух свободы сыграл с Ныкой, как с профессором Плейшнером, злую шутку. И теперь, вскочив со скамьи как ужаленный, разом съёжив плечи, слишком узкие для пиджака, покорно ждал своей участи.
– Не парься, Ныка, – великодушно снизошёл знакомец. – Моли боженьку, чтоб никто из наших твоего косяка не видел. А я – могила. Швейцарский банк. С тебя причитается. Давай дуй за водярой, пока тикает.
Ныка полетел к винно-водочному магазину, что называется, впереди собственного изображения. Пиджачишко, как парус, надувало ветром.
… Как славно начинался день и как паршиво для Ныки кончился. Пацан, с кем перетёр насчёт ночлега – внезапно и безнадёжно исчез из зоны доступа. И эта роковая встреча с Земелей в автобусе, потом на скамейке – ни к чему хорошему не приведёт… У зэков своё государство в государстве. И ещё неизвестно, чьё крепше – так-то вот. Весточки, особо такого щекотливого, деликатного свойства, типа Ныкиной оплошности, разлетаются быстрее шуганных воробьёв.
Особенно бесила чернявая прошмандовка в винно-водочном, отказавшая продать водку. Подбоче-енилась стоит. По морде видно: доставляет удовольствие издеваться над Ныкой.
И мучило недоумение: зачем она так?! Ведь выгодно