Плачь, принцесса, плачь… Ты будешь мне принадлежать. Елена Николаевна Кусса
молодой человек, это был Альфред, который и привез ее сюда.
Гости медленно покидали комнату, остались только два человека, они были очень похожи. Но видно, что Альфред был старше. Он первым завел разговор.
– Прошу у Вас прощения, леди. Не стоит плакать, я вам обещаю, что никто не причинит вам сегодня никаких неудобств, кроме конечно того, что произошло. – его голос был низким, слова он произносил очень четко и правильно. – У моего брата , Кристофера, сегодня день рождения, он сам из Швейцарии и хотел познакомиться с француженкой. А самые изысканные француженки могут быть только в настоящей французской кондитерской. Вы покорили его настолько, что он не удержался. Но так как Крис не может просто так знакомиться, – он ухмыльнулся и посмотрел на молодого человека. – Спишем это на его застенчивость. Он выбрал достаточно радикальный способ, я лично прошу Вас простить нас. Я вас покину ненадолго. Кристофер пообещал мне что ничего дурного с Вами, по крайней мере сегодня, не случится.
Альфред немного постоял, пристально глядя на ее заплаканное лицо. В огромных карих глазах девушки отображался страх, он понимал, что она его практически не слышит, все было перекрыто этим самым сильным чувством. Развернувшись, он вышел из комнаты, тихонько прикрыв дверь. Все это время Сондрин чувствовала, как он смотрел на нее. Его взгляд трогал ее, словно по щеке, шее, позвоночнику прошла ненавязчиво рука, вытянув ее в струну, а затем переместилась на плечи, грудь, губы. Слезы непроизвольно потекли по щекам, так хотелось сейчас закричать, разрыдаться, вырваться и отпустить свои эмоции, но даже пораженный страхом мозг давал команды не делать ничего, что могло бы спровоцировать его , она каким то шестым чувством понимала что ее истерика может вызвать только гнев и вряд ли понимание.
– Мне не очень хочется снимать пластырь с ваших губ. Но без этого я не могу насладиться прелестью вашего лица. Я достаточно консервативен и мне очень сложно увидеть действительно прекрасную девушку. Испорченность портит красоту. У вас она непорочна. Во всяком случае, так мне кажется. – он говорил негромко. Голос был низким, с хрипотцой, и его речь была скорее рассуждениями вслух, сказана не для нее. Он не спеша подошел поближе, продолжая рассматривать . Провел по щеке пальцем, размазывая туш со слезами. Сондрин посмотрела в его глаза. Большие, голубые, почти синие с черными пушистыми ресницами. Легкая небритость, чуть широковатые скулы – это был лучший мужчина, которого она когда-либо видела в своей жизни. От него исходил аромат дорогого одеколона, рубашка была расстёгнута и, опустив глаза, так как не могла долго выдержать его взгляд, увидела под рубашкой часть татуировки. Он погладил пальцами пластырь на ее губах, затем резким движением сорвал его. Она вскрикнула, всхлипнула и отвернулась.
– Что вы делаете, мне же больно, – прошептала девушка, от боли и обиды слезы просто задушили плотным комком в горле.
– Сейчас все пройдет, я думаю, что больнее то, что вы испытываете внутри. – при этом он