Василий Львович Величко. Андрей Вязигин

      Сегодня исполнилось 40 дней от безвременной кончины известного поэта и публициста В. Л. Величко, всего только три месяца назад приславшего нам «братский привет» и горячее пожелание: «дай Бог новой русской дружине успешно и славно служить родному нам делу». Даже на смертном одре, в тяжких муках болезни, он много говорил о харьковском Отделе, ждал от нас вестей, горел желанием сделать полезные указания для роста его влияния… Связь с нами стала как бы наследственной: родные В.Л., узнав о сборе Отделом денег на военные нужды, пожертвовали 25 экз. его сочинений, с тем чтобы вся выручка была присоединена к нашей небольшой лепте. Вот почему на нас сугубо лежит священный и скорбный долг помянуть усопшего теплой молитвой и ознакомить, хотя в общих чертах, с его безтрепетным служением русскому делу.

      В. Л. Величко был нашим земляком, уроженцем «благословенной Украйны». Его род целые столетия обладал поместьями в Прилукском уезде, Полтавской губернии, и принадлежал к малороссийской знати. И вот, потомок Самуила Величко, знаменитого малорусского летописца и секретаря Мазепы, всею своею деятельностью обличает несостоятельность призывов к борьбе с «чужинцими», выступает знаменосцем «Русского Собрания» в Петербурге, выдаваемого недругами за сонмище «москалей поганих», за исключительное проявление великорусской замкнутости: чуждый узкого, местного патриотизма, покойный беззаветно и самоотверженно любил Россию, для которой, как для настоящей общей нашей матери, нет ни «хохлов» ни «кацапов». Величко и был убежденным поборником общерусской идеи; служению ей он отдал все свои богатые дарования, даже самую жизнь: ранняя смерть его была вызвана слабостью сердца, утомленного великими испытаниями и бедами; железное, богатырское здоровье не вынесло тяжких превратностей, выпавших на долю покойного в награду за мужественное отстаивание русских интересов.

      Легко и радостно начиналась литературная деятельность юного поэта, печатавшего свои изящные произведения, еще на скамье училища правоведения. Недюжинный талант открыл Величко страницы журналов самых противоположных направлений. Дружные похвалы критики приветствовали его первый сборник стихотворений. Казалось, только успех и слава ждали впереди носителя лучших преданий пушкинской школы. Но горячая природа казака не могла удовлетвориться поэтическими лаврами; она жаждала борьбы, подвига за родное русское дело, победы над его злыми ворогами. Веселым и жизнерадостным вступил Василий Львович, в качестве редактора тифлисской газеты «Кавказ», на тернистую стезю публицистики. Тяжелым оказалось для него новое поприще, превратившее «жреца поэзии чистой» в страстного борца за русские начала: «я лично на себе испытал радикальный переворот, пишет Величко[1], под влиянием ряда ярких, вопиющих фактов, воочию доказавших мне и несостоятельность и глубокую безнравственность… буржуазно-либерального исповедания. Мне довелось видеть на кавказской окраине, как плутократическая армянская стачка, захватив в свои руки все жизненные силы целого края, не исключая совести многих представителей служилой интеллигенции, орудовала всеми заповедями либерализма для того, чтобы совершать и прикрывать самые безчеловечные, самые противообщественные деяния. Выборное начало служило незаконному преобладанию и неправому стяжанию армянских богачей; формально-правовой порядок – успехам, опять-таки, представителей этого изворотливого народца, с которыми на поприще судебной казуистики не могут соперничать сыны племен, более наивных и благородных, в том числе русские. Отсутствие искренно продуманного национального направления в экономической политике повлекло за собой материальное закабаление даже представителей «господствующей народности», которая, для блага самих же кавказских туземцев, должна бы занимать в крае достойное, авторитетное положение. Мучительно, до нестерпимости, было глядеть на неизъяснимые, бросающие тень на наши правящие классы, страдания русских простолюдинов, погибавших и от безпомощности в тяжелых естественных условиях, и от нестроения местных дел, и от сатанинской безчеловечности враждебно влиятельных инородцев. Эпопеи духоборческая и переселенческая таковы в своих подробностях, что свидетелям хоть некоторых эпизодов, нельзя вспоминать о них без суеверного ужаса. Любому русскому интеллигенту, заучившему на школьной скамье ряд теоретических воззрений, не оправдываемых жизнью, полезно было бы поближе присмотреться к тому, что совершается в этом крае. При малейшей склонности к добросовестному, самостоятельному мышлению, он сперва будет испуган и возмущен, а потом взглянет на указанные явления, как на пробный камень, неопровержимо доказывающий нелепость или неискренность шаблонно-либеральной программы. Но вот что особенно типично: всякий раз, когда приходилось разоблачать