Обозрение русской литературы за 1850 год. Виктор Гаевский
производительность только более раздражает, чем удовлетворяет его. Таково оно в жизни практической, в искусстве, в литературе. Но если такова прихотливость, необузданность его, то очевидно, что его одного недостаточно для поэтического творчества, которое требует красоты, меры в созданиях, тогда как в одиночестве ему всегда легко дойти до чудовищности. Очевидно, что поддаться исключительному его преобладанию значит распроститься с здравым смыслом и вкусом.
В общежитии постоянно, а в литературной критике очень часто смешивают воображение с фантазиею, между тем как их различие существенно важно при оценке поэтических произведений.
Фантазия не создает образов: она в искусстве тоже, что начало жизни в органической природе. Как в природе ни одно тело не может производить, если нет в нем этого начала, так в искусстве без фантазии художественное творчество недостижимо.
Она есть способность высшая, которой вся творческая сила заключается в оживлении произведений всех прочих душевных способностей, в возведении этих произведений, на степень созданий художественных; потому она составляет исключительную принадлежность художника и предводит всеми остальными душевными способностями. Все они соединяются для того, чтобы помочь её проявлению. Воображение дает ей созданные им образы; ум приносит ей мысль, выработанную им из познания действительности; при деятельности фантазии он уже не ограничивается, как при изолированной деятельности воображения, одним комбинированием: мысль его является не отрывочною, не разрозненной), а столько стройною и целою, на сколько сам он в познании мог приблизиться к единству, неразрушимому порядку и последовательности природы. Память вызывает весь сохраненный ею запас впечатлений. Чувство согревает вымышленные воображением образы и наблюдения ума. Вкус полагает меру образам и чувству. Даже самая воля, затронутая на деятельность, не перестает возбуждать к ней все прочие способности до тех пор, пока не достигается цель работы, предпринятой под предводительством фантазии.
При таком-то дружеском участии способностей производятся художественные создания и фантазия вливает в них свою силу, силу жизни. Эти создания, носящие на себе образ и подобие действительности, уже составляют не просто материально-верное отражение её: нет, они сами по себе полны жизни и истины; они до того похожи на действительность, что им недостает, так сказать, только составных химических частей материи, чтобы стать действительными существами.
Пусть даже погрешит при этом творчестве иная способность, – жизненность, влитая фантазиею в создание, спасет его от смерти, заставит забыть ту или другую неверность. Так пусть от незнания истории римляне Шекспира не похожи на римлян древних: они люди возможные, а человеку, как говорит Гёте, пристала и римская тога; пусть холодны, почти бестелесны жители дантова ада: это также люди. И Шекспир и Дант – поэты-художники: в рождении их созданий участвовала животворящая