Взять живым (сборник). Владимир Карпов
письменный стол с настольной лампой, стул для следователя и второй, у двери, для допрашиваемого.
Следователь лет на пять старше Ромашкина, чисто выбритый, холеный красивый шатен, волосы лежат своими, не парикмахерскими волнами. Одет в форму политработника: петлицы без золотой окантовки, на рукавах звезды вместо шевронов. На петлицах три кубаря, значит, его звание – политрук.
Следователь весело посмотрел на Василия и очень приветливо, будто продолжая прерванный разговор, сказал:
– Моя фамилия Иосифов, я буду вести ваше дело. —
И сразу после этого перешел на «ты». – Так за что же тебя, Вася, посадили?
Василий ожидал все, что угодно, только не такого вопроса. Он с искренним удивлением пожал плечами и ответил:
– Не знаю. Я в полной растерянности. Ничего не могу припомнить предосудительного.
– Значит, плохо вспоминал. Или скрываешь. Ну, что же, дам тебе еще недельку, иди, подумай, может быть, вспомнишь.
Василий с ужасом представил: еще неделю в этом вонючем, душном подземелье, он даже встал со стула от волнения.
– Товарищ политрук, вы что, какая неделя, госэкзамены же скоро в училище.
– Садись! Во-первых, я тебе не товарищ, а гражданин следователь, во-вторых, об училище забудь. Это для тебя этап пройденный. Хотя нет, я не прав, об училище ты должен все хорошенько вспомнить и откровенно рассказать мне о своей преступной антисоветской деятельности.
Василий даже улыбнулся – наконец-то проясняется!
– О какой антисоветской деятельности вы говорите, товарищ… гражданин следователь, я что, враг, что ли? Вы меня с кем-то перепутали. Давайте побыстрее разберемся, и отпускайте меня. Надо же такое придумать – антисоветский деятель! Нашли врага. Я же комсомолец. Меня не только наша рота, все училище знает. Генерал несколько раз награждал. Нет, вы что-то путаете!
Следователь добро посмотрел на Ромашкина и доверительно молвил:
– Я и так тебе кое-что лишнее сказал. Не я тебе, а ты мне должен говорить о своих преступных делах. Открытое признание облегчит твою участь. Иди, подумай и вспомни все хорошенько. А главное, не запирайся. Ты должен понять – если ты здесь, значит, нам все известно.
Следователь вызвал конвоира и коротко приказал:
– Уведите.
Ромашкин от порога обернулся и с надеждой попросил:
– Если вам все известно, так давайте об этом говорить. Что известно? Я не чувствую за собой никакой вины.
– А ты, оказывается, хитрее, чем я думал. Значит, будем говорить о том, что нам известно? А о том, что нам пока не известно, ты будешь помалкивать?
– Да скажите наконец, в чем моя вина! – не выдержал и почти крикнул Ромашкин.
Следователь по-прежнему добро улыбался и ответил с укоризной:
– Не шуми, у нас шуметь не принято. Иди и думай. Время на размышление я тебе дам.
И дал. На следующий допрос Ромашкина привели через десять дней. Чего только не передумал Василий за эти казавшиеся годами долгие дни в подземной гробовой тишине. Как ни странно, от тишины у него стала появляться