От ненависти до любви. Ирина Мельникова
сердечном приступе. Если прихватит сердчишко, тут уж не до раздевания…
– М-да, – Замятин покачал головой, – непонятные дела тут у вас творятся.
– А я что говорю! – подал голос Сева. Он в это время снимал с плиты котелок. – Чертовщина, она и есть чертовщина! Кабы это один случай был, а то за год два-три человека на болотах пропадают. Кого-то находят, а кого-то и нет.
– И что ж, они тоже раздевались, – быстро спросил Замятин, – те, которых находили?
– Бывало, что и раздевались, – Шихан снова полез пятерней в давно не стриженный затылок. – Сколько раз говорено: нече шлындать в Поганкину Марь, нет, лезут, как мухи на мед. Что ищут, неведомо. А места там и прям гнилые, заговоренные. Одно слово – ляжина[1]. Токо люд сейчас такой пошел, ни в бога, ни в черта не веруют, вот и пропадают почем зря! Да и деревня та, Макаровка, значитца, думашь, от плохой жизни захирела? Куда там! Извели ее, как пить дать, извели…
– Извели? – лицо Замятина вытянулось. – Кто извел? Власти?
Дед дробно захихикал.
– Кабы власти, – дед вытер заслезившиеся глаза носовым платком, затем шумно высморкался. – Совхоз там был передовой, на всю область гремел, а вот… – Он снова поднес платок к глазам.
Мы терпеливо ждали продолжения рассказа, а дед, словно нарочно, долго протирал глаза, что-то бурчал и, кажется, уже забыл, о чем рассказывал.
– Не томи, Игнат! – потребовал Сева, подавая мне кружку с чаем.
Я сделала глоток-другой и почувствовала, как кровь быстрее побежала по жилам. Меня перестало тошнить, и я попросила вслед за Севой:
– Дед Игнат, не молчи! Видишь, как у Севы глаза загорелись!
– Да что там рассказывать! – Шихан махнул рукой. – Говорят, в тех местах клад объявился. Заповеданный, проклятый, значитца. Его и раньше искали, токо в другом месте. А он, вишь, в Макаровке показался.
– Клад? – насторожился Замятин. – Очередная легенда? Или вправду что-то есть?
– Да кто ж его знает? – удивился Шихан. – У нас в Сибири завсегда хорошо жили. И в тридцатых, когда раскулачивание пошло, тоже кое-что попрятали. Не все за своим добром вернулись. Только эти захоронки пустяки с тем, что в Макаровке объявился. Сказывали: земля там по весне сама по себе обвалилась. А в провале – каменные плиты. Стены ими выложены. Колхозники их растащили, кто на сарай, кто на печку, а на одной вроде как запись нашли. Сейчас много чего говорят, только не дается клад. Видно, зарок наложен, да и в Макаровке после того, почитай, полсела вымерло за полгода или чуть больше. Не приведи господь чужие богатства искать!
Дед, в который раз за утро, перекрестился.
– Так, может, эпидемия какая? – опять вмешался Сева. – Стечение обстоятельств?
– «Обстоятельств»! – передразнил его Шихан. – Фома ты неверующий! Да и недавно это было совсем. Где-то в восьмидесятых, а то в конце семидесятых. Лет тридцать всего и прошло. Ученые тогда в Макаровку приезжали, говорят, золотого
Трясина (диалект.). –