Из глубины. Избранные стихотворения. Илья Рейдерман
Илье Рейдерману это удается. И всё, что скажет поэт, а пуще того – что он не скажет, а что умный читатель, или слушатель услышит и увидит в том, что он сказал – в этом и состоит его призвание.
Я сказал о кровном родстве философии и поэзии. Философ находится там же, где поэт. Он – в том же поле напряжения. Чем он там занимается? Он, вообще говоря, должен выразить условия, при которых тайна может себя раскрыть, а истина – сохранить в себе тайну. Вот это и есть призвание философа. Он не устраняет поле напряжения, в котором живет поэзия, а пытается подняться над ним, понять, отчего оно напряжено. Он не может стать поэтом, потому что тогда он может перестать быть философом. Но, оставаясь философом, он должен ощутить в себе главный вопрос, то главное страдание, что должно стать предметом его ума и чувства. И это, может быть, является главной проблемой, как для философии, так и для поэзии.
Мы знаем, что М. Хайдеггер в конце жизни пришел к тому, что философия исчерпала себя и должна уступить место поэзии. Возможно, в этой хайдеггеровской мысли заключены и тайна, и истина. Возможно, поэзия воспримет философию в себя так же, как философия воспринимает в себя поэзию. И они станут одним и тем же. Сейчас этому многое мешает: посторонние влияния, различие языков, традиций, культур. Но, всё это возможно, и, мне так хочется надеяться, когда-то осуществится. Ведь, вспомним, так все и начиналось когда-то. Философы были поэты, поэты были философы. Отсюда традиция: Державин, Баратынский, Тютчев, Бродский, Рейдерман…
Закончу шуткой: Илья Исаакович нелециприятно прошелся по современным средствам общения, которые став электронными, потеряли тепло пишущей руки и слезу, капавшую на написанные слова. Да, все так. Но познакомились мы с Ильей Исааковичем благодаря Фейсбуку.
Владимир Натанович Порус
доктор философских наук,
профессор НИУ ВШЭ
И судьба получает объём
Комната
Вхожу. Сажусь к окну, сосредоточен.
Стекло. С аквариумом схож мой куб,
в котором, отгороженный от ночи,
как рыба, бьюсь, пока сорвётся с губ
пузыриком взлетающее слово.
…Оно уходит – неподвластно мне,
беспечное (ни стен ему, ни крова!),
забыв меня – безмолвного – на дне.
1964 г.
«Поднимается небо всё выше…»
Поднимается небо всё выше —
и меня поднимает.
Словно бы я внутри воздушного шара,
детского, голубого шара,
только очень большого..
Весна.
«Он был не человек – бродячий цирк…»
А.Ч.
Он был не человек – бродячий цирк,
собрание чудес, чудин, чудачеств.
Он случай оседлал, как мотоцикл,
и – вверх по стенке – догонять удачу!
Вертел своих фантазий колесо.
Жонглировал словами вдохновенно.
…А в перерыве – закрывал лицо.
Ведь занавеса лишена арена.
1963 г.
Зеркало
Зеркало