Иосиф. Павел Богучаров
по столу и желваки уж тут его пошли вразнос.
– А ты знаешь, как зайчик кричит, когда его бьют по головке? – и я разошелся вовсю. – Раненый заяц?! Помнишь, на зеленях по осени мы на машине наверху были, в кузове, и как старшие ребята гонялись с фарами за зайцем? Помнишь, когда его придавили, как он заорал?! Как дитё малое! Ты сам плакал! Помнишь?! Представляешь, какой детский крик стоял на том островке, когда дедушка твой любимый с кусочком сахара и с окровавленным веслом…
Этим миротворца Васю я и доконал. Он слегка приподнял кулак и опустил его на стол:
– Ленина в моём доме не тронь! – гневно выдохнул Вася.
Посуда вся подскочила, и вся, буквально вся, упала со стола. За стенкой что-то грохнуло. А мне показалось, что это я подпрыгнул вместе с посудой и грохнулся. Вбежала уже заспанная, но с шальными глазами сестра Татьяна:
– Да вы чё?! Дураки, что ли? Чем вы тут стучите? Я аж с кровати упала! А ну – спать!
Я знаю, что отец со своим зятем Василием никогда не вел политических бесед. Зачем?! Тем более – говорить о Ленине. Для отца было много очевидных фактов. А главное, на его глазах происходило медленное умирание родного края. Но мне-то, всезнайке, он должен был ответить?!
Это был реванш или что-то иное, но сегодня в своем кабинете он давал мне достойный отпор:
– И чего жа энта свобода, братства и равенства? Чего они нам дали, Павло? Знаешь, как мы до революции жили? У нас ни пьянства, ни мата никакого и в помин не было! Это у казаков, у воинов, какие чего только в жизни не видали!? К нам на Водины мат болтуны револьюцанеры привезли, безбожники, чтоб отличаться от других. А вся жа гадость, она быстро растет! Посты! Знаешь, как посты строго соблюдались!? И не только одна наша семья так жила – все! Жизнь совсем другая происходила! Сады росли с чудными яблоками, грушами, сливами, вишней! Какие табуны лошадей были! Быков, коров я не считаю, там телят – меряно-немеряно! А уж овец, птицы всякой! На Водиных же пруды были и птица дикая гнездилась – тучи! И гуси дикие, и лебеди. Хутор рядом с нашим – Лебяжий назывался! Говорили, что его какой-то купец Лебедев основал. Не знаю, так это или не так, но каждую вёсну белых лебедей столько прилетало на их пруд – сотни! Вот вы верите или нет, дети?! Бывало, мы, совсем малыми были, наберем яиц утиных из-под диких уток и подсыпим под свою домашнюю утку или курицу. Сотни утят вылуплялись! Все! Сколько яиц положил, столько утят вылуплялось! Но тут надо за ними держать ухо востро, вовремя крыло подрезать. Улетят!
– Улетали, пап?
– О-о, Паша! – отец как-то по-особому просветлел, видать, картину далекую восстановил. – Один раз не подрезали. Сам видал! С братом Тишкой! Баз у нас был большо-ой и всякой живностью кишел. Всё ходит, движется, гогочет, кудахчет, курдюкает, кому нужно – кукарекает, и тут, как по команде – вскрылилась вся сотня утят, кружок над базом совершила и на пруд улетела! Мать-курица, курица их высиживала – кудах-тах-тах, кудах-тах-тах, в небушку косится, а небушка чистая-чистая – никаво! Дед Иван стоить на крыльце и смеётся:
– Ну что, казачки, улетела