Диалоги снаружи и внутри. Антология

      Гамлет-Гамлет. Так оно бывает —

      Бедный, сумасшедший тугодум

      Свой сушеный Виттенбергский ум…

      Видите – как рыба, разевает

      И безмолвие зияет в нем.

      И горит мучительным огнем.

      Гамлет-Гамлет. Так оно и будет.

      Лучшее горючее сгорит —

      А предатель правит и царит.

      В мире не прибудет —

      Не убудет.

      Не пробудит

      Мир не месса Баха,

      Не твоя крахмальная рубаха,

      Где твоя отравленная кровь.

      Разве, говорят, – одна Любовь…

      Гамлет-Гамлет. Так оно и было.

      И в твоей и в нашей стороне —

      Словно по натянутой струне.

      Молодым, талантливым – могила.

      Остальным – немного погодя,

      Тусклые итоги подведя.

      Тишину с висков своих сотри.

      Стой у рампы и на нас смотри.

      …Сначала ты немножечко Офелия,

      Потом, уже по-крупному, Гертруда…

      И снова после тяжкого похмелия

      Очнется новоявленный Иуда.

      И посреди стукачества и блуда,

      И напрочь оболваненного люда

      Не будет Чуда. Не взмахнуть крылами.

      Давно б рукой на все махнули,

      Но, слышишь, там, в тени и гуле

      Веков отшедших

      Лишь голос ясноразличимый.

      И распадаются личины

      И гениев, и сумасшедших.

      И лишь собой становятся они.

      «Элои, Элои, ламма савахфани?»

      Камень отменной величины,

      Недавно вышедший из воды,

      Возлежал на высоком месте

      У приятной рощицы,

      В окруженье цветов и трав.

      От прекрасных их красок устав,

      Он увидел тех, кем мостятся площади.

      Там, внизу лежали они. Их много.

      Собой они вымостили дорогу.

      И наскучили камню травы,

      И плакучие эти нравы,

      И сей камень решил низринуться,

      Чтобы к братьям своим придвинуться,

      Чтобы стать таким, как они.

      Вот на чем закончил он дни —

      Легкомысленно убежал,

      Средь желанного общества пал.

      Он лежал и страдал жестоко

      От звенящих подков железных,

      От колес тяжелых повозок

      И от путников нелюбезных,

      Что его пинали ногами.

      В беспрестанном шуме и гаме,

      Весь в грязи, во прахе, в навозе,

      Он порою приподнимался

      И к высокому месту покоя

      Его тщетный взор обращался.

      Подобное случиться может с тем,

      Кто от уединенных созерцаний

      Сползал в бессмысленную горечь дел,

      И городов, и зол, и толп, и тел.