Диалоги снаружи и внутри. Антология

      По ночам крошится воля – то пьяня, то леденя.

      Засыпая память солью, жажда мучает меня.

      С ней старик под руку бродит и не помнящий родства,

      речь о будущем заводит просто так, из озорства.

      Ясновидящий калека, жрец хронической тоски,

      кто ты, тенью человека в сад проникший воровски?

      Хладнокровный искуситель, изолгавшийся мудрец,

      эха вирусоноситель, переживший иск истец,

      преклоняющий колени у колодца без воды,

      жалкий, скорбный, черствый гений окружающей среды.

      Ты же сам смертельно болен страхом завтрашнего дня.

      – Ну а ты собой доволен? – обрывает он меня.

      Катуар. Начало марта.

      Желтый снег в ночи увяз.

      Два барака, как две карты,

      вырастают в горький фарс.

      Сесть за эти карты значит —

      окунуться в долгий сон.

      Два барака – две задачи.

      Жизнь поставлена на кон.

      Занавесочки цветные —

      разноцветная тоска!

      Цедят песенки блатные

      два бича-истопника,

      водку пьют, играют в кости…

      Обворованы до пят,

      раскладушечные гости

      лишь отчаянно храпят.

      Занавесочки-гордыни,

      подмосковные шелка!

      Два барака – две пустыни,

      две судьбы-черновика.

      От фундамента до крыши

      из беспамятных времен

      поднимается все выше

      список выжженных имен.

      день болтается на привязи

      мой и раб и господин

      я без умысла и примеси

      одиночества один

      что мне делать с обалделою

      от безделья тетивой

      проступившей нитью белою

      на судьбе моей кривой

      паруса давно распроданы

      льдом подернуто весло

      день без имени без родины

      ах куда нас занесло

      крики чаек одичалые

      спохватившейся тоски

      да в туманах за причалами

      безутешные гудки

      Ты опять позвонишь и, судьбой наполняя слова,

      будешь долго молчать, но и я не начну молиться.

      И опять в проводах будет страхи баюкать молва

      и пунктирной строкой выпадать на пустые страницы.

      Столько лет не у дел, выдыхая тоску и хандру,

      я ползу вдоль стены миражом золоченого рая,

      иногда просыпаясь, чтоб водки хватить поутру

      и вчитаться в сюжет нереально родимого края.

      А проценты растут, и условия ныне жестче.

      У Харона в гостях изобилье кровавой икры.

      И когда позвонишь, я из жижи привстану, Отче,

      и спасибо скажу за бессчетные эти дары.