Царь и султан: Османская империя глазами россиян. Виктор Таки
более глубокую асимметрию в самопрезентации царей и султанов. В то время как Османы называли себя «убежищем правителей» и «пристанищем мира», по отношению к которым все прочие правители были по сути вассалами и данниками, великие князья и цари московские стремились утвердить равенство своего статуса по отношению к султанам, которых они называли «братьями». Долгое время это несоответствие заявленных статусов отражало реальное соотношение сил между Московским государством и Османской империей, в котором последняя явно преобладала[61]. Характерно, что бумаги первого османского посла, добравшегося до Москвы, Камаля Феодорита, не содержали термина «братство» при упоминании дружеских отношений между великим князем Василием III и султаном Селимом I. Этот термин был внесен лишь по настоянию Москвы[62].
Осознавая принципиальную асимметричность российско-османских отношений, правители Московского государства делали все возможное, чтобы избежать посредничества крымских ханов в своих отношениях с державой султана. Ввиду вассальной зависимости крымского хана от Порты подобное посредничество подорвало бы равенство статуса с османским султаном, на которое претендовали великие князья и цари московские. Еще большую проблему представлял собой характер московско-крымских отношений. В отличие от османских султанов, которые позиционировали себя как наследников Сельджуков, арабских халифов и византийских императоров, крымские ханы считали себя продолжателями Золотой Орды, чьей данницей было Московское княжество в XIV и XV веках. Как наследники Чингисхана крымские Гиреи обладали самым высоким статусом в пространстве евразийских степей. Этот статус давал им основания требовать дани, которую Москва традиционно платила Золотой Орде до конца XV столетия. «Подарки», которые московские правители посылали в Крым вплоть до 1700 года, на самом деле весьма напоминали дань[63]. Об этом же свидетельствует и тот факт, что в своей переписке с крымцами государи московские использовали термин «царь», соответствовавший тюркскому термину «хан», по отношению к правителям Крыма, но не к самим себе[64]. Ввиду этой двойной асимметрии османо-крымских и крымско-московских отношений крымское посредничество между московскими царями и османскими султанами явным образом подрывало претензию первых на равенство в статусе со вторыми.
Невыгодное для Московского государства соотношение сил в Северном Причерноморье имело прямые последствия для московских посольств в Османскую империю. Несмотря на то что царские представители знали дорогу в Константинополь гораздо лучше, чем представители султана знали путь в Москву, дорога эта была полна различных трудностей. Начать с того, что послам необходимо было проехать земли донских казаков. Хотя последние и были на службе у московского царя, они могли задержать послов, если так называемый «донской отпуск» не прибыл вовремя. Затем послам необходимо было преодолеть
Насколько невыгодным было изначальное соотношение сил для Московского государства, показал в одной из своих работ Халил Иналджик:
См.: Памятники дипломатических отношений Московского государства с Крымом, ногаями и Турциею // Сборник Императорского Русского исторического общества. 1895. Т. 95. С. 100. Эта публикация включает материалы по посольствам М.И. Алексеева, В.А. Коробова, Т. Кадышева, Д.С. Быка, Б.Я. Голохвастова, В.М. Третьякова-Губина, отправленных в царствование Ивана Третьего и Василия Третьего. См.: Там же. С. 83–130, 226–238, 334–337, 426–432, 619–630, 667–706.
См.:
О московско-крымском дипломатическом протоколе см.: