Дождь тигровых орхидей. Госпожа Кофе (сборник). Анна Данилова
как она выразилась, тело. Он тогда ухаживал за ней. Подняв с пола простыни и подушки, уложил Геру спать, а сам пошел на кухню готовить завтрак. Он был так счастлив тем утром, что одно лишь это воспоминание делало Геру близкой и даже родной. Больше того, он был готов даже понять ненавистного ему Дождева, которого так ни разу и не встретил и который не смог устоять против сексуальности и красоты его бывшей жены. Понятное дело, Хорн был собственником и считал это вполне нормальным свойством мужчины. Гера должна была принадлежать ему полностью. Но Гера есть Гера, она такая, как есть, и, увозя ее с чужой свадьбы, разгоряченную, хохочущую, похотливо-возбужденную и породисто-красивую, распространяющую вокруг себя аромат сильного, животного желания, он должен был еще тогда сказать себе: «Миша, это не зайчиха, это Гера, а ты ее совсем не знаешь». Он даже не знал, замужем ли она.
Здесь же, на летней кухне незнакомой ему дачи, всю ночь предаваясь любви с женщиной, которая всего несколько часов назад шантажировала его и даже собиралась отдать на съедение Руфинову, он счастливым себя не чувствовал. Ему казалось, что его обманули. Ведь вся накопленная за эти месяцы нежность и сила должны были достаться Машеньке.
Хорн боялся открыть глаза, боялся увидеть выражение лица Анны, боялся, что она заснула в одной из тех поз, которые так возбуждали его. Да, конечно, он больше всего боялся, что не сдержится. Но все же повернул голову – Анны не было. Не было ни ее одежды, ничего. Хорн нагишом подошел к окну и выглянул в сад. Сад, он и есть сад. Оделся, вышел, вдыхая запахи мокрой земли, подрагивающих от движения воздуха флоксов и лилий и понял, что Анна сбежала на чужой «Волге». Одинокий «Форд» мерз в крупных каплях росы.
Он вернулся в кухню, согрел чай. Забредшей к нему заспанной женщине, кутающейся в мужской махровый халат апельсинового цвета, Хорн сказал:
– Не бойтесь, я не вор. Я привез сюда ночью молодого человека, и он позволил мне здесь переночевать.
Лиза, чуть не лишившись чувств от страха, опустилась на постель рядом с гостем и некоторое время приходила в себя.
– Я не причесана, – наконец проговорила она, подавая признаки жизни, – не обращайте на меня, пожалуйста, внимания. Так, значит, это вы привезли Митю? Это замечательно. Но скажите, почему у вас такое лицо, словно вы проглотили дохлую мышь?
Хорн поднял на нее глаза и подумал, что если бы эта женщина сейчас разделась, то он поцеловал бы и ее. Наверное, это болезнь. «Этой болезнью страдали все молодые Хорны», – не без гордости говорил отец.
– Это была не дохлая мышь, а женщина. Я ночевал здесь с женщиной.
Лиза, уже окончательно придя в себя, рассмеялась и встала, чтобы налить себе и гостю чаю.
– Ну и куда же вы ее спрятали? Она что, умчалась на первой электричке к своему мужу?
Хорн встал и сказал сухо, как подсудимый, которому дали последнее слово:
– Нет, она уехала на вашей «Волге».
Лиза медленно повернулась к нему:
– Вы