Дождь тигровых орхидей. Госпожа Кофе (сборник). Анна Данилова

      Расставшись с Машей, Митя вернулся на дачу. Отец спал, подложив ладонь под щеку. Конечно, что ему еще остается делать, ведь все его бросили. И Марта, и мама, и он, Митя. У Лизы есть Бобров, у Мити – Маша, Марта и Лиза, у Марты – Митя, а отец – совсем один. Митя постоял в дверях, рассматривая отца, как будто видел его впервые после долгой разлуки, и подумал, что отец ведь так и будет жить, ни с кем не споря и беря от жизни лишь то, что само идет в руки. Он не борец, он ничего не сделает, чтобы вернуть Лизу или Марту. Он будет тихо жить на даче, время от времени совершая поездки в город, чтобы подзаработать немного денег на самое необходимое; будет варить обед Мите и в одиночестве удить рыбу на реке, чтобы принести несколько мелких рыбешек для соседского кота Мура. А Бобров будет вечером есть сытный ужин, приготовленный ему Лизой, потом ложиться с ней в постель, и, возможно, они вместе станут смеяться над несчастным Дождевым. Неужели Митя такой же, как отец?

      Отец проснулся, открыл глаза.

      – Митя? Ты уже пришел? Ну как, написал что-нибудь?

      Митя сел рядом.

      – Нет, пап, дождь был. Такой дождь. Кстати, а ты Руфиновым настраивал?

      Сергей сел, расправил плечи.

      – Настраивал. Хороший инструмент, кабинетный, почти новый. А что это ты о них заговорил?

      – Дачу их видел, большая, розовая.

      – А чем тебе наша дача не нравится?

      – Нравится, нравится. Только я сейчас с Машей Руфиновой познакомился. Она какая-то несовременная, несегодняшняя, что ли. В ней что-то такое есть, чего в других нет. Она как ребенок.

      Митя так увлекся, что хотел ее даже сравнить с Мартой, но вовремя одумался и замолк. Отец, подхватив эту запретную тему, вспомнил, что Марте уже пора бы возвратиться.

      – Я соскучился по ней.

      Митя же почему-то хотел, чтобы Марта подольше оставалась в городе. «Я жестокий и непоследовательный человек».

      День тянулся медленно. Они договорились встретиться с Машей под дубом в шесть часов вечера, чтобы сходить на дальний пляж. Митя после обеда спал, потом долго лежал в постели, разглядывая альбом Бердслея, не переставая удивляться изяществу линий на его картинах и необузданной фантазии, затем пересел за стол и попробовал порисовать тушью, но только испортил семь прекрасных белоснежных листов австрийской белой бумаги. А ведь если бы не Маша, он бы непременно добился своего и закончил свои упражнения-стилизации – во что бы то ни стало. Маша, какое красивое имя.

      Без четверти шесть он был уже у дуба. Но Маша не пришла. Он ждал ее, пока не замерз. После целого дня безделья и ожидания два часа в обществе зеленого дуба показались ему нестерпимо долгими. Он до боли в глазах всматривался в зеленые кусты акации, за которыми змеилась узкая тропинка, ведущая прямо в поселок, нарисовал себе в воображении тоненькую фигурку в желтом сарафане и синей смешной кепочке. Он вздрагивал, закрывал глаза, представляя, что вот сейчас она подойдет и он дотронется