Закат над лагуной. Встречи великого князя Павла Петровича Романова с венецианским авантюристом Джакомо Казановой. Каприччио. Сергей Цейтлин
наконец снял свою бауту[15], и граф увидел тощее усталое лицо цвета золы с темными проникновенными глазами, орлиным носом, осунувшимися щеками и тонкими, высохшими губами. Мужчине было лет под шестьдесят, но, несмотря на свой поблекший вид, он еще обладал немалой силой. У него были крепкие ноги и массивная грудь, на который сиял орден Золотой шпоры. Придерживая одной рукой свой серый парик, он выставил правую ногу и низко поклонился, треуголкой коснувшись кончика блестящей туфли.
– Ваш покорнейший слуга, Джакомо Джироламо Казанова.
3
– Казанова? – граф задумался, рассматривая мальтийский крест на груди венецианца. – И откуда Вы так хорошо говорите по-русски?
– Хорошо? – Казанова зажмурился.
– Очень даже.
Казанова долго молчал, что-то прикидывая в уме, а потом сказал по-французски:
– Простите, Ваше Сиятельство. Это единственное предложение, которое я помню на русском языке.
На лице высокого венецианца засияла неотразимая улыбка, и напряжение замершей публики развеялось. Граф понял, что Казанова ловко придумал тот словесный трюк, зная, что никто из местных жителей не говорит по-русски. Пезаро, вздохнув с облегчением, подошел поближе к Казанове, чтобы услышать, о чем идет речь.
– Вы сказали, «помните»? – граф тоже перешел на французский. – Значит, Вы когда-то знали русский язык?
– О, нет. К сожалению, я так и не смог выучить ваш замечательный язык. Однако это предложение я помню отлично, потому что именно с ним я имел честь обратиться к Вам в Санкт-Петербурге ровно 17 лет назад.
– Что?! – граф изумился, как и все русские, снявшие свои маски и вытаращившие глаза. – Вы были в России?
Венецианцы тоже приблизились к Казанове из любопытства.
– Не только побывал, Ваше Сиятельство, но и имел честь общаться с выдающимися представителями вашего общества.
– Что Вы говорите?
– Да-да. Я прекрасно помню барона Лефорта – сына знаменитого адмирала, служившего при Петре Великом. Я помню министра Григория Николаевича Теплова, а также князя Николая Васильевича Репнина – полномочного посла в Польше.
– О!
– А еще я помню обер-шталмейстера Льва Нарышкина, отличного охотника. И как можно забыть великолепную княгиню Дашкову, наизусть знавшую все произведения Монтескье. И, надеюсь, Вы простите мою нескромность, я пользовался симпатией великого графа Алексея Григорьевича Орлова, которого встретил вновь в 1770 году, когда его флотилия стояла в Ливорно у Тосканского побережья.
– Неужели? – цесаревич прищурил глаза, рассматривая густые брови своего собеседника.
– И, конечно, Ваше Сиятельство, я никогда не забуду милейшего, умнейшего графа Никиту Ивановича Панина.
Цесаревич опять застыл в испуге, но по добродушно-лукавой улыбке Казановы понял, что тот продолжает тайно иронизировать над его статусом инкогнито. Никита Иванович Панин когда-то был наставником цесаревича
Общее название костюма, состоящего из трикорно, ларвы и табарро.