.
вам это ради вашего личного спокойствия.
– Но, наконец, в случае вашей смерти что случится с завещанием?
– О, не беспокойтесь, это обстоятельство я имел в виду, дорогой граф! Все это я не зря говорил. Вы приближаетесь к важному моменту, и прежде чем он наступит, я хотел узнать, на что я могу надеяться или чего опасаться от вас, теперь это мне вполне ясно.
– Не хотите ли вы сообщить мне еще что-нибудь интересное?
– Нет, об остальном завтра.
– Завтра?
– Да, завтра! Могу я рассчитывать, что вы посетите меня?
– Хорошо. В десять часов утра я буду у вас.
X
В комнате Сирано, полной утренних солнечных лучей, за столом, заваленным бумагами, у настежь открытого окна сидел Кастильян, переписывая злосчастную «Агриппину», навлекшую на его господина, ее автора, такую массу нападок Кастильян был не в духе, что сразу можно было заметить, потому что он оглашал всю квартиру веселой песней Такова была особенность его оригинального характера: веселье и счастье он переживал молча, спокойно, но малейшая неудача вызывала у него песни и шутки. Было ли это желанием забыться или выразить презрение судьбе, Бог его знает. Одно очевидно – счастье всегда повергало его в уныние, а горе вызывало блаженную улыбку.
На этот раз благодаря ли плохому перу или тяжелому кошмару, слишком рано прервавшему его сон, он уже в десятый раз начинал веселый куплет, когда-то сочиненный его господином:
Воинственных дуэлистов
Не увидит более Париж!
Утешьтесь, мужья-ревнивцы,
Прощайте, франты, хвастуны!
Уж не увидит Париж
Ни их усов, ни их перьев!
Окончив песню, Кастильян снова было вернулся к началу, как вдруг на пороге комнаты появилась здоровенная краснощекая служанка с весьма энергичными движениями. Это была Сусанна, типичная перигорская крестьянка, в дни избытка нанятая Бержераком для служения. Хотя поэт по свойственной ему рассеянности забыл ей уплатить жалованье, но Сусанна, успевшая за это время привыкнуть к доброму господину, не могла уже расстаться с ним, и теперь ее властная речь и полнейшее господство в доме никого уже больше не удивляли.
– Ах ты бесстыдник ты этакий! Он поет! Как вам это нравится, а? Для того-то тебя взяли, чтобы ты пел?! – воскликнула Сусанна, останавливаясь в воинственной позе перед Кастильяном.
– Я потому пою, Сусанна, что мне чертовски скучно, – ответил Кастильян.
– Вот это мне нравится! Скучно! Ему скучно! Чего же тебе скучать, немытая твоя рожа?
– Чего? Ясно, кажется. Оттого, что погода дивно хороша, и я с удовольствием бы прогулялся теперь, а вот господина до сих пор нет и я не могу выйти без его позволения.
– В самом деле, куда это он запропастился?
– Он уже два дня как не дрался, и сегодня на рассвете явился сюда господин де Нанжи просить его к себе в секунданты.
– Вона что! Уж как пить дать, а вернется он с изорванной физиономией. Как хочешь, а барин твой помешался на этих дуэлях.
– Что с ним сделаешь? Такова уж его привычка. Если ему не приходится раза три в неделю воткнуть в чей-нибудь бок шпагу,