Меломания. Анастасия Фёдорова
но видение исчезало так же быстро, как и появлялось. Оно длилось несколько миллисекунд. Возможно, она хотела пробудить во мне воспоминания из жизни на земле. Я задавал прямой вопрос, но она отвечала уклончиво.
Сейшл. Кем она была? Она никогда не говорила. Я часами всматривался в ее глаза, захлебываясь, погружаясь в них без остатка, в самую тонкую сущность, в концентрированный экстракт. Млел от накатывающих на меня волн тепла, блаженства, но не мог разглядеть в них ни малейшего намека на ответы.
Я представлял себя свернувшимся в ее чреве в позе эмбриона, а она гладила меня и пела, пела. В такие моменты я безгранично доверял ей, качался на волнах спокойствия и неги, исходящих от нее. Сингулярность вечно белесого тумана, окутывающего нас, лишала возможности созерцать новые объекты, порождала фантазию, рассеивалась. Сейшл была, как сказали бы на земле, странной. Не от мира сего. Сумасшедшей. Я не удивился бы, если бы она рассказал мне одну из историй, как она совершила длинное путешествие в горы только ради того, чтобы вдохнуть аромат редкого цветка. Упасть рядом с ним в траву без сил, а после смеяться от счастья.
Иная. Сейчас я сам рассмеялся этому слову. Она была для меня всем: моим воздухом, моим голосом, телом, душой. Ее суть составляла мою квинтэссенцию. Не было другого существа, с которым я бы хотел слиться так, как с ней. Дышать каждой клеточкой, впитывать солнечный свет. Мне казалось, что я вижу, как в ее легкие входит воздух, как из него извлекается кислород, наполняются альвеолы, как насыщается кровь и несет живительное чудо ко всем органам, к горлу, сердцу. Как воздух наливается цветом еще у нее внутри, расширяется, становится легким эфиром и с наслаждением срывается с ее нежных губ.
Мы лежали на белесой траве, раскинув руки в стороны. Ее ладонь касалась моей. Сосредотачиваясь на ощущениях от прикосновений, я улетал в открытый космос! Я чувствовал изменение температуры ее пальцев, сокращения микро-мышц, а она в это время продолжала петь. Тогда я парил в пространстве от эйфории, но сейчас мне немного грустно. Мы подарили друг другу частицу себя. Знаю, что наступит момент, и я больше не увижу ее никогда. И от одной только мысли, что я больше не услышу ее голос, мою душу терзала невыносимая тоска. Я был как ребенок, у которого отнимут самое дорогое сокровище, самое ценное в жизни. Я зарыдал. Тихо, беззвучно по моим щекам катились слезы чистого счастья, любви и боли.
– Ты все должен постичь сам, – шептала она, когда я просил ее разъяснить, подсказать, – сам, а я лишь могу освещать новые ниточки, которые помогут тебе связать все воедино. Но если я освещу их в другом порядке, то что случится тогда?
Сейшл была права, и кому как не мне знать об этом. Я бегал по лабиринту, искал выход, тыкался, как слепой, в холодные стены, а надо было лишь поднять голову и перелезть через нее! Просто перелезть! Пройти по верху, и тогда весь лабиринт станет виден, как на ладони.
Однажды она сказала мне то, что