Повести. Виктор Житинкин
уменьшенную каюту, оснащенную кое-каким медицинским оборудованием. Видимо, никто и думать не мог, что молодые, здоровые люди, будут получать такие страшные раны прямо в корабле.
Уже к утру, Руслан полностью пришел в себя, не было только сил подняться с постели, слишком велика была потеря крови. Он не мог, так же, толково объяснить, что же произошло с ним прошедшей ночью.
Мы с Иваном Ивановичем стали обыкновенными сиделками для нашего командира. Во время своего дежурства, наш механик пытался любым способом услышать от Шакирова о случившемся, но, стоило ему попытаться залезть поглубже в душу командира, как тот совсем замыкался и, чтобы избавиться от назойливости, нашего добрейшего, а теперь и любопытнейшего, Ивана Ивановича, он закрывал глаза и начинал сопеть, притворяясь спящим. Иван Иванович нервничал, злился на Руслана, но сделать ничего не мог.
Заняв место возле своего командира Шакирова, я даже не пытался заговорить с ним. Всему свое время. В тишине и полумраке дрема стала накатываться волнами. Говорят, что замерзающий человек не чувствует холода, одно лишь блаженство пронизывает его тело и сознание. Засыпая, я испытал нечто подобное. Стыдно признаваться в этом, но куда деться: бессонная ночь, ужас происшедшего, превратили мои нервы в какую-то тряпку. Я не выдержал и заснул на «посту номер один» для меня в данный момент. Мне стал сниться сон: человек шел мне навстречу, тянул ко мне руки и, голосом моего командира, Шакирова Руслана, просил выслушать его. Сон пропал мгновенно. Бледный командир смотрел на меня чистыми ясными глазами и чуть слышно говорил:
– Послушай меня, Виктор. Я ничего не хотел говорить при Иване и не сказал. Кто меня ударил – не знаю. Я не хочу ни на кого грешить. Но вчера я нечаянно встретился с твоим другом Астаховым Димкой. Мы с ним говорили на высоких тонах, со злобой. Он стал заметно сильнее, мне с ним уже не справиться. Я сам предложил ему прийти на встречу со мной ночью, чудный бой был бы, без свидетелей. Я по разному, думал, может быть, обнявшись в бою, мы простили бы друг другу нашу неприязнь, но победителей там не должно было быть. Если бы выиграл я, никто в жизни бы не узнал об этом бое, но Димка стал бы мне другом, как и тебе. Я хотел угодить тебе, представь, Виктор. Повторяю второй раз, кто меня ударил – не знаю. Я прошел метров десять, не больше, как все кончилось. На Димку я не грешу. Не должен был он так сделать, чтобы из-под тишка, не в его характере это. А, впрочем… Чем черт не шутит. Может, перегорело что-то. Ты его друг, ты сможешь понять: делал он это или нет. Узнай, и, можешь не говорить мне. Я уверен, что ты поступишь справедливо.
Его слова разжалобили меня до крайности и я, взяв его холодную руку и, пожав ее, поклялся, что поступлю именно так.
– А теперь иди. Я чувствую себя много лучше. Я буду спать. Зачем тебе здесь сидеть? Иди, отдыхай.
Я попытался возражать, но Руслан настойчиво просил меня уйти.
– Вот настырный татарин! – заворчал Иван Иванович. – Сам весь этот переполох орг�