Без вины преступница. Галина Романова
пишут, Стас, а не художничают. На какой руке, говоришь, пальцы поломал?
– На правой, конечно.
– Блин, а я на левой хотел, – признался Сашка.
Они ржали минут пять без остановки. Потом, когда уже виски оставалось на самом дне, он спохватился.
– Слушай, а ты ведь не из-за этого мне звонил, дружище. Что тебя так завело?
– С чего ты решил? – пробормотал Стас.
– Так бешусь не пойми чего уже час, не меньше. Не из-за Веронички, это точно.
– Нашел причину, – фыркнул Стас.
– Вот-вот, я о том же. А что-то кипит в груди, не пойму. Знаешь, я чуть зеркало в ванной не разбил.
– Зеркало за что?
– А запотело!
– А, это причина.
И вдруг спросил совершенно не уместную, на его, Сашкин, взгляд, штуку.
– Чего? – не понял он вопрос.
– Ты помнишь девчонку глазастенькую такую, с косичками, из первого «А» твоей Симки?
– Очумел, дружище?
Гнедых поставил на пол у диванной ножки почти опустевшую бутылку, вытаращился на дверной проем.
Какая девчонка? Из первого «А», в котором начинала работать его бывшая жена? Да это когда было! Он ту девчонку, которая без трусов от него час назад сбежала, почти не помнит. А тут первоклашка, которой теперь сколько? Правильно, двадцать семь лет. Так откуда, спрашивается?
– Ты обкурился, что ли, Стас?
– Знаешь, что не употребляю, – не обиделся друг. – А девчонку ты не забыл. Просто не думал о ней.
– А зачем мне? Ты скажи зачем, может, и вспомню.
– Красивая такая девочка. – Стас его как будто не слышал. – На первой парте перед учительницей твоей сидела всегда. Глаза здоровые, зеленые, как у ведьмы. Косы длинные, толстые. Смышленая такая девчонка была. Сразу сообразила, что ты муж училки. Все время тебе улыбалась и приглашала войти, когда ты в класс врывался.
Стоп.
В голове как будто лампочка взорвалась. Но не от виски, точно нет. Он вдруг мгновенно, как от вспышки, вспомнил события тех давних лет.
Вот он берет девочку на руки, сажает на колени, а Стас их фотографирует. Фотография вышла очень удачной. Сима грустно пошутила тогда, что он был бы хорошим отцом этой девочке, если бы она стала их родной дочерью. Потом, уже через пару четвертей, когда выяснилось, что у Симы не может быть детей, она не раз со слезами восклицала, что, если бы у Оленьки не было родителей, они бы могли ее удочерить.
– Оля! – крикнул он в трубку. – Ее звали Оля!
– Точно, – хмыкнул друг, – Оля Волгина. Умница-красавица, могла бы окончить школу с золотой медалью.
– А чего не окончила?
– Мать у нее умерла, когда ей пятнадцать было.
– А ты чего эту Олю вспомнил, а? Решил меня укорить, что не удочерил, когда осиротела?
– Так не осиротела она, брат. Бабка у нее была. И отец. – Отвратительным голосом Стас все это проговорил. – Никто бы тебе девочку не отдал, тем более папаша. Он хотя и не принимал активного участия в жизни дочери и не афишировал их родство, ничего бы тебе сделать не позволил. Хотя сам