Обмани-Смерть. Жан-Мишель Генассия
была очень любезна и делала все, чтобы мы чувствовали себя как дома. Мне отвели комнату, выходящую в сад. В общем, все получилось неплохо: отцу пришлось сразу отправиться в Мюнхен – какие-то срочные дела, а я вернулся в дом Джайпала, не заботясь о том, что он скажет. Когда отец появлялся в Лондоне, мне приходилось жить в гостинице. Все свободное время он тратил на улаживание дел со страховщиками и экспертами, не оставляя надежды получить компенсацию, продать государству наш участок и купить дом в Челси. Отец хотел во что бы то ни стало покинуть квартал, с которым были связаны тяжелые воспоминания, и, не жалея сил, смотрел квартиры и дома.
Однажды утром, собираясь в Фулем, он спросил, не хочу ли я составить ему компанию. «Не имею никакого желания! Я никогда не буду там жить!» Отец отправился один, а вечером к этому разговору возвращаться не стал. Неожиданно он взял все неиспользованные отпуска, чего не делал, когда была жива мама, и несколько недель спустя усталым голосом сообщил, что все хорошо обдумал и принял решение остаться в Гринвиче. Сделал паузу и добавил: «Та к будет лучше для тебя…» То же он повторил отцу Карана. Я знал, что это вранье, потому что залез в его компьютер (подобрать пароль – «Фульвати» – оказалось плевым делом), читал почту, просматривал файлы и фотографии. Отец по-прежнему крутил любовь со своей блондинистой помощницей Синтией, как полный придурок, называл ее «моя бабочка», «моя маленькая фея», «моя божья коровка». Когда в нашем лондонском доме случился пожар, они были в Мюнхене, потом она поехала с ним в Индию. Эта женщина отказалась переехать к нам – из-за меня. Боялась моей реакции. «Он непредсказуемый и вспыльчивый», – писала она – и не ошибалась: я вырвал бы ей глаза, если бы мог. Финансовое положение отца было вполне благополучным, но оплатить жилье в Мейфэре или Кенсингтоне он смог бы, только выиграв в лото, став лордом, трейдером, футболистом или взяв кабальный кредит. В конце концов страховщики выплатили «смешную» компенсацию – за мебель и вещи, так что отцу волей-неволей пришлось заняться восстановительными работами. «Все будет как прежде, твоей матери понравилось бы…» – утверждал он, а потом вдруг – о чудо! – сдался и объявил, что, если я все еще хочу жить у Джайпала, так тому и быть, ведь ему самому в ближайшие месяцы придется опять часто ездить за границу. Отец, видимо, держал меня за дурака, думал, я не понимаю, что это устраивает его самого: не нужно тратить деньги на гостиницу и расставаться с блондинкой. Они только того и ждали. В последнем письме Синтия предлагала отцу переехать к ней, и плевать, что квартира маленькая! Знал бы я адрес любовницы отца, поджег бы ее «гнездышко».
Наш дом восстанавливали пять месяцев – каменщики точно рассчитали, сколько им понадобится кирпичей и куда положить каждый. Пять месяцев – недолгий срок, недолгий, но очень тяжелый для меня. Невыносимо тяжелый. За это время я развалился на куски. Рассыпался в прах…
Из-за Шадви, разумеется. Она была тайной, загадкой. Или же я ничего не понимал в женщинах вообще и в ней в частности. Спальня Шадви находилась на втором этаже,