Обмани-Смерть. Жан-Мишель Генассия
сердцем, все время молилась, чтобы ребенок был похож на отца, и каждый вечер пила перед сном холодное молоко, добавляя две ложечки миндальной пудры.
Каран был лучшим бэтсменом в мире, во всяком случае среди мальчиков до десяти лет. Он сам и все вокруг свято верили, что однажды он станет лучшим… среди всех. Достаточно было увидеть, как он перемещается, концентрируется, находит идеальную позицию, сначала чуть опустив биту и затем отведя ее в сторону на уровне шеи как естественное продолжение руки. Каран старался сбить с толку боулера, потом резко распрямлялся и посылал мяч так высоко, что он почти исчезал из поля зрения. Это великолепное артистичное движение время от времени – очень редко – удавалось некоторым игрокам и всегда – Карану. Он утверждал, что леворукость, унаследованная от отца, дает ему преимущество в полсекунды перед боулером. Я не уверен, что все левши могли бы достичь такого же уровня мастерства. Джайпал однажды сказал, что Каран – реинкарнация Сунила Гаваскара[18], и я удивился: Санни был жив-здоров и бил все рекорды. Мы свято верили, что Каран со временем станет королем, нет – богом крикета, и решили, что Небеса заранее определили вопрос «престолонаследия». Лучшего объяснения блестящих успехов Карана было не найти.
Я, слава богу, ошибся. Жизнь в Гринвиче, в нашем маленьком доме, стала счастливой, как только из нее «исчез» отец, совершенно поглощенный новой работой. Меня ничуть не печалило, что он без конца мотается на континент, – мама ведь никуда не девалась. Мы вернулись в Англию, чтобы ее лечили лучшие доктора, и она поправилась, но вернуться к работе в офисе не смогла и помогала отцу, готовя некоторые досье и делая расчеты. Мама занималась важным проектом, но могла сама распоряжаться временем, и это ей нравилось. Потом болезнь неожиданно вернулась, последовал очередной курс лечения, и мама как будто выкарабкалась, но окончательно не поправилась: врачи так и не смог ли найти причину болей в желудке. Наша жизнь пошла как в Дели. Семьи Джайпала и Карана приняли нас как родных, мы все делали вместе. Отец Карана торговал пенджабскими пашминами[19], имел два магазина и был очень состоятельным человеком. Мама однажды сказала, что в его шалях больше пуха ангорского кролика, чем шерсти кашмирских коз, хорошо, что жительницы Лондона не замечают разницы.
По уровню школа в Гринвиче уступала школе в Чанакьяпури, дисциплина там была куда менее строгая. Я без всяких усилий стал одним из лучших учеников. Мы с Джайпалом и Караном проводили время за игрой в крикет. Английских друзей у меня не появилось – я имею в виду белых англичан. Незримая граница делила школу на «шоколадок» и «молочные бутылки». Серьезных столкновений не возникало, только словесные перепалки. Встречаясь с нами на улице или стоя в очереди в «Одеон» в Гринвиче, «ростбифы» с фальшивым участием интересовались: «Ну как дела у паки́?»[20] Из-за прыщей на лице Джайпала дразнили «шоколадкой с орехами», меня называли «паки-карри».
Пренебрежительно-оскорбительное название иммигрантов из Пакистана, а иногда и из Индии.