Осколки зеркала моей взрослой жизни. Леонид Оливсон
бы вошел в молчалинскую рать…
Не состоялось сверху утверждение.
А заикнуться, отказаться мог ли я?
Ведь приплели бы черт-те что тогда?
Ради карьеры как стремились все туда!
Добавилась партийная б узда…
Я в Мурманске привык не быть Молчалиным,
Хоть офицером в армии служил.
Я на «гражданку» рвался так отчаянно!
Хоть злые лица видел – не тужил.
Желание сбылось: больной вернулся я.
Мне командир вслед все равно грозил:
– Ах, если б раньше ты, гад, мне б подвернулся –
Служил бы ты как миленький, дебил…
Служил мой дядя…
Служил мой дядя ракетчиком в пятидесятых,
В учениях и на полигонах пропадал.
Еще был молод и под присягой… Неженатым
У нас он гостем – не постояльцем – пребывал.
В умах соседей было мненье: «Тут не чисто!
Семьей пропорционально платятся услуги –
А за военного-то, хмыри, не платят, с*ки!»…
И к участковому явились скандалистки.
Отсутствовал мой дядя на полигонах часто,
И две соседки с участковым ввалились к нам…
И тут… – не надо мыслить идеями фантаста –
Уж сколько было высказано нам, шулерам!..
Вернулся дядя: – Как объяснить свой статус бабкам,
Как снять нависшие угрозы для семейства?..
Загадки эти не для служивого вояки,
В спецчасть он обратился, распутав кружева.
Не знаю точно, как поступили наши власти…
Наверное, тех бабок припугнули чем-то…
Ведь это не впервые мы слышим эти страсти:
Нашлись достойные слова и аргументы.
Жизнь в отказе
А то захочется всем туда сбежать
Мечтали мы уехать за границу,
Исчезнуть из обзора сталинских владык,
Чтобы навек забыть «совка» темницу,
Лишь был вопрос: каким же будет наш язык?
И говоря тут образно: в те годы
В печи горящей заслонка приоткрылась.
Хотя пугали новые невзгоды,
То, что все ждали долго так, мечта – сбылась.
В дыру мы слишком поздно устремились:
Пока мы размышляли и рядились,
Косыгин вдруг издал смирительный указ.
Волна отказов у друзей сплотила нас.
Хоть бой мы начали на пике алии,
Не праведными власти были судьи:
«Волнение на Руси надо унять,
А то захочется всем туда сбежать».
Через два года получили мы отказ,
Который «музыкальным» мы прозвали:
То действовал тогда Косыгинский указ –
Евреями ведь власти «торговали».
И после восемь долгих лет в отказе…
Родня уехала, но не забыла нас.
Они нам помогали раз от разу:
Деньгами, письмами, чтоб пыл наш не угас.
Изгоями мы жили в эти годы.
Тогда работу мы сразу потеряли.
И были разные порой невзгоды…
Но мы свой замысел четко претворяли.
Как