Лебединая охота. Алексей Николаевич Котов
ворот, он добавил: – Хорезмийцы не слишком хороши в бою, потому что сами привыкли отсиживаться за стенами. Кроме того, они забыли, что такое дисциплина, потому что ты слишком долго держишь их у стен этой ничтожной крепости.
Скрывая улыбку, Кадан поклонился Бату, но, не торопясь, и многие из ханской свиты успели увидеть ее. Бату сделал вид, что не обратил внимания ни на слова Кадана, ни на то, что так же весело сверкнув глазами, склонился в поклоне тучный, низкорослый Бури.
За шесть недель, во время которых Кадан и Бури громили русские города, проходя лавой с севера на юг через страну «длиннобородых», и пока рядом не было великого Бату, они привыкли принимать самостоятельные решения, и их мысли стали простыми и дерзкими, как у выпущенных из клетки на свободу волков.
Явившись под Козельск три дня назад, и Кадан и Бури удивились тому, что Великий Хан назвал Козельск «злым городом».
– Злой город, как злая овца, – шепнул Кадан своему старому другу. – Но какой бы лютой ни была овца, она всегда по зубам даже плохонькому волку.
Тем временем пауза возле городских ворот закончилась, воины возле стенобитной машины снова взялись за работу, а зачинщик драки затерялся в толпе.
– Найдешь его потом, – тихо сказал Бату огромному нукеру, стоявшему рядом с его троном. – Этому наглецу видно хочется того, что другие получили сегодня утром. Обязательно доложи мне.
Затем Бату велел позвать Хо-Чана. Запыхавшийся китаец предстал перед Великим Ханом через несколько минут.
– Мой брат Кадан недоволен твоей работой, мастер, – строго сказал Бату. – Ты можешь подтащить катапульты ближе к стенам?
Эта была обычная уловка. За любой непорядок или неувязку во время битвы отвечал не тот, кто был в ней виновен, а тот, кого назначал сам Великий Хан. Хо-Чан каждый вечер докладывал Бату о делах и проблемах, но не удивился тому, что теперь Бату решил заговорить об этом же уже прилюдно. Учитель, подумал китайский мастер, вызвал лучшего ученика, чтобы другие увидели, насколько «хороши» все остальные.
Хо-Чан низко поклонился и рассказал о просевшем крепостном рве и пнях.
Великий Хан молча кивнул.
– Ров можно было засыпать раньше, а пни выкорчевать, – тут же вмешался в разговор Кадан. – Или тебе было мало семи недель?
Хо-Чан пояснил, что после холодной и долгой зимы земля оттаяла только к середине апреля. Половина пней была выкорчевана, а остальные вросли в землю так, что десять пар лошадей рвали цепи толщиной в руку, пытаясь выдернуть наполовину выкопанные корни из земли.
Великий Хан снова чуть заметно кивнул, слушая китайского мастера. Хо-Чан осмелел и сказал, что три четверти катапульт и баллист, доставленных Каданом и Бури в лагерь Бату, либо сломаны, либо изношены до предела. Великий Хан одобрительно усмехнулся. Уже заканчивая свою речь, Хо-Чан вдруг вспомнил о толкнувшем его молодом монголе.
«Вот бы о ком бы им рассказать! – тоскливо подумал он. – Если бы я сломал позвоночник,