Мать. Ганс Христиан Андерсен

      Вдруг в дверь постучали, и вошёл бедный старик, закутанный во что-то вроде лошадиной попоны, – попона, ведь, греет, а ему того и надо было: стояла холодная зима, на дворе всё было покрыто снегом и льдом, а ветер так и резал лицо.

      Видя, что старик дрожит от холода, а дитя задремало на минуту, мать отошла от колыбели, чтобы налить для гостя в кружку пива и поставить его погреться в печку. Старик же в это время подсел к колыбели и стал покачивать ребёнка. Мать опустилась на стул рядом, взглянула на больного ребёнка, прислушалась к его тяжёлому дыханию и взяла его за ручку.

      – Ведь, я не лишусь его, не правда ли? – сказала она. – Господь не отнимет его у меня!

      Старик – это была сама Смерть – как-то странно кивнул головою; кивок этот мог означать и «да», и «нет». Мать опустила голову, и слёзы потекли по её щекам… Скоро голова её отяжелела, – бедная не смыкала глаз вот уже три дня и три ночи… Она забы́лась сном, но всего лишь на минуту; тут она опять встрепенулась и задрожала от холода.

      – Что это!? – воскликнула она, озираясь вокруг: старик исчез, а с ним и дитя; старик унёс его.

      В углу глухо шипели старые часы; тяжёлая свинцовая гиря дошла до полу… Бум! и часы остановились.

      Бедная мать выбежала из дома, громко призывая своего ребёнка.

      На снегу сидела женщина в длинном чёрном одеянии и сказала матери:

      – Смерть посетила твой дом, и я видела, как она скрылась с твоим малюткой. Она носится быстрее ветра и никогда не возвращает, что́ раз взяла!

      – Скажи мне только, какою дорогой она пошла! – сказала мать. – Только укажи мне путь, и я найду её!

      – Я знаю, куда она пошла, но не скажу, пока ты не споёшь мне всех песенок, которые пева́ла своему малютке! – сказала женщина в чёрном. – Я очень люблю их. Я уже слышала их не раз, – я, ведь, Ночь – и видела, как ты плакала, напевая их!..

      – Я спою тебе их все, все! – отвечала мать. – Но не задерживай меня теперь, мне надо догнать Смерть, найти моего ребёнка!

      Ночь молчала, и мать, ломая руки и заливаясь слезами, запела. Много было спето песен – ещё больше пролито слёз. И вот, Ночь промолвила: