Через тысячу лет. Вадим Никольский
начнет тогда показывать количество времени, которое мы пробежали в будущем. Смотрите теперь в окно… Я замедляю наш ход…
В лаборатории как будто ничего не изменилось. Только освещение сделалось слабее и приняло какой-то красноватый оттенок. В углу лаборатории стояли высокие старинные часы: я заметил, что маятник их почти не двигался. От сотрясения или по какой-нибудь другой причине, с одного из столов лаборатории упала стеклянная трубка. Я говорю – упала, но, правильнее сказать, трубка медленно отделилась от края стола, плавно опустилась на землю и не разбилась, а как-то разделилась на несколько отдельных осколков. Я понимал, почему это так: время текло для нас медленнее. Но почему все наружные предметы казались вишнево-красными? Этого я не мог постигнуть и обратился к профессору за объяснениями.
– Да ведь это так просто, – удивился он моему непониманию: вы знаете, что свет – это род чрезвычайно быстрых эфирных колебаний, или, по другим воззрениям, потоки летящих «квант», воспринимаемых нервными ганглиями нашего глаза… У фиолетового света число колебаний равно около 750 биллионов в секунду, у красного – около 400 биллионов. Замедляя наш бег во времени в два раза, мы замедляем и число световых ударов в нашу сетчатую оболочку глаза. Отсюда нам кажется, что все тона переместились к красному концу спектра…
Я обернулся, чтобы взглянуть на циферблат. Стрелка стояла на нуле. Время снаружи остановилось, но оттуда до меня не долетал ни один луч света – за окном царила полная тьма.
– Вы, я вижу, снова удивлены? – обратился ко мне профессор. – Эта темнота неизбежна. Сейчас снаружи до нас не может дойти ни одно световое колебание, т. к. там всякого рода движение по отношению к нам остановилось во времени… Ну а теперь углубимся в прошедшее…
Еще поворот рычага. За окнами по-прежнему царила кромешная тьма.
– Если бы мы могли что-нибудь там рассмотреть, то увидели бы все явления в обратном порядке, точно в ленте кинематографа, пущенной наоборот, – заметил профессор.
На счетчике времени показалось 15 минут. Профессор быстро повернул какой-то рычаг, и снова в лаборатории сделалось светло, как прежде.
Но что это? В лабораторию входило двое людей! Мне показалось, что я брежу. Эти двое были профессор и я сам!
У меня начиналось отвратительное ощущение кошмара. Я почему-то вспомнил глупую старинную примету: увидеть самого себя во сне означает близкую смерть… Я оглянулся на профессора – ему было также не по себе. Однако, он заставил себя улыбнуться и даже предложил мне выйти поговорить со своим вторым я.
Не владея собою, я мог только схватить профессора за руку и впился глазами в стекло иллюминатора… Наши двойники двигались и что-то беззвучно шептали, в точности повторяя все наши движения четверть часа назад… Это было ужасно…
Профессор снова повернул какую-то рукоять. За стеклом опять заструилась густая черная тьма. Гудение мотора под полом сделалось