Ночной Странник. Ярослав Гжендович
постарел и рассыпался на моих глазах, но, быть может, его разбил удар, а прочее – мои видения?
Река лениво катится меж высокими скалистыми берегами, меж камней растут крученые сосны, цепляющиеся корнями за остатки грунта. Мне это напоминает Финляндию.
Каникулы у дедушки Вяйнемёйнена. Будь он здесь, отправился бы на рыбалку.
Путь, что вьется меж камнями и скалами, – пытка для того, кто подвернул ногу. Из моей внутренней карты следует, что меня ждет минимум пара дней марша. А с такой ногой – все три.
Я иду, останавливаясь каждые два часа. Мог бы идти быстрее, но мне некуда спешить. Впервые в жизни я чувствую, что днем больше, днем меньше – не имеет никакого значения.
Вскоре мне придется кого-нибудь поймать или застрелить. Скромного НЗ не хватит надолго.
Я мечтаю о коне. О приземистом оленеподобном существе странной масти, на которых здесь ездят.
Царство за коня.
Золото за коня.
Мысль о коне потихоньку становится манией. На этой части Побережья нет диких скакунов. Никаких табунов. Только скалы, деревья и река. Река, что течет к морю. Мне приходит в голову сделать плот и спуститься по течению к устью, к порту. Или, по крайней мере, соорудить долбленку. Каноэ.
Но идея о строительстве лодки не заглушает маниакальные мысли.
Жажду коня.
Мечтаю о коне.
У меня есть только мачете – солидный плот я буду строить неделю. Быстрее добраться до места пешком.
Я марширую между камнями и со скуки визуализирую коня. Элемент позитивного мышления. В уме слышу цокот копыт и фырканье, вижу, как он несется рысью, вскидывая ноги, с развивающейся гривой.
Конь. Царство за коня.
На закате над рекой встает туман. Мглистые полосы и клубы; при виде их сердце мое начинает биться сильнее, но это просто вечерние испарения. Нет резкого понижения температуры, нет галлюцинаций.
Я нахожу поросшую травой вершину и строю себе шалаш на берегу. Связываю верхушки невысоких деревцев и привязываю их к изогнутому стволу растения, похожего на вербу, а потом обкладываю крышу игольчатыми ветками. Слой таких же веток я укладываю на полу шалаша.
Будь у меня хотя бы кусок моего парашюта… Что это была бы за палатка!
Через час перед шалашом полыхает огонь, кипит вода во фляге и дымится «Вирджиния» в трубке.
На берегу, вокруг моего лагеря, натянуты веревки, на которых позвякивают металлические фрагменты снаряжения. Примитивно, но, может, никто не сумеет приблизиться ко мне, пока я сплю.
Вокруг тихо. Неестественно тихо и пусто. Лишь порой плеснет вода да прокричит некая птаха. Я ловлю себя на том, что говорю сам с собой.
Пожалуй, я никогда не был в одиночестве так долго. Дома даже одинокий человек постоянно слышит разговоры. Говорят предметы, домашняя техника. «Ключи! Не взяли ключи!» – кричит чип, впаянный в куртку, когда выходишь из дому. Говорит дом, холодильник, телевизор, машина.
Когда я был маленьким, все эти вещи пытались еще и воспитывать человека, а не только следить за ним. Такие были времена.